Я отпрыгнул от двери до того, как он успел обернуться. Моя голова лихорадочно соображала.
Впрочем, скорее наоборот – она перестала соображать совсем, потому что то, что я вытворял дальше, я бы не смог объяснить даже на Страшном суде[8].
Шахматист выключил свет, вышел из кабинета, стал закрывать дверь, прижимая ее коленом, пока ворочал в замочной скважине с трудом проворачивающийся ключ.
– Как? – крикнул я, и он, вздрогнув, обернулся. – Вы еще не ушли?
– Простите? – произнес он и принялся рассматривать меня сквозь толстые линзы очков, за которыми глаза его казались огромными.
Я подметил, что они были светлыми, даже голубыми, и снова меня волной окатили смешанные чувства радости и огорчения.
– Было распоряжение до девятнадцати часов всем покинуть здание ДК, – продолжал я – скорее вселившийся в меня лжец – выдумывать на ходу. – Уже без пяти минут семь, а вы все еще здесь!
– Какое распоряжение? В связи с чем? – спросил шахматист. – И позвольте узнать, вы кто такой?
– Этой ночью в ДК травят тараканов, – распинался я. – А я представитель санитарной службы.
– Ночью? Тараканов? – удивился шахматист.
– А когда же еще? Тут ведь у вас каждый день какие-то занятия идут. Здание только ночью свободно.
– Но я ни разу не видел тут тараканов.
– Это потому, что мы хорошо работаем.
Клянусь, если бы я в тот момент посмотрел на себя со стороны, то ни за что бы не поверил, что это я. Обычно я четко понимаю, зачем иду на очередной скандал, а тут – веление души, не иначе.
– Покиньте, пожалуйста, помещение, – не грубо, но требовательно выговорил я. – Нам нужно начинать.
– Но ведь еще не все закончили, – возразил шахматист. – Английский в третьем кабинете, а на втором этаже танцы…
– Со второго этажа все давно ушли.
– Как ушли? Там же Лайма Викторовна…
– Никого там нет, – отрезал я, стараясь не замечать, как знакомое имя полоснуло по сердцу. – Я сам только что оттуда. Так что поторопитесь, пожалуйста. Вещи свои забрали? Ничего не забыли?
Шахматист растерянно помотал головой, прижимая к себе портфель и хиленький букетик.