Медленный фокстрот

22
18
20
22
24
26
28
30

Я бы в жизни не подарил такое девушке. Кажется, этими несчастными розами сначала подмели полы, а потом уже завернули в упаковочную бумагу, которая, кстати, выглядела лучше цветов.

– Странно, что директор Дома культуры об этом не предупредила, – бубнил шахматист, разглядывая через огромные очки наши ноги. Лайма, с кем ты ходишь на свидания?..

– Ну, это уж вы между собой как-нибудь, – ответил я. – А сейчас, пожалуйста, на выход. Нам пора начинать. Иначе до утра не управимся.

Или мой обман кто-нибудь раскусит.

Я осторожно скользнул взглядом по сторонам.

Чисто.

Но стоит поторопиться.

– А ключи?.. – промямлил шахматист, показывая мне ключ с зеленой биркой.

– Давайте.

Я забрал у него ключ от кабинета – кину где-нибудь, как будто этот недотепа сам посеял, – и кивнул в сторону выхода.

– Всего доброго.

– Всего доброго, – как мне показалось, с подозрением отозвался шахматист.

И только он со своим веником скрылся за поворотом коридора, я рванул к лестнице на второй этаж.

Глава 18

Лайма

Стемнело, зажглись вечерние огоньки. Я уже выключила свет и, стоя у окна в пустом танцевальном классе, рассматривала живую и бодрую улицу.

Перед Новым годом оживление на улицах спадает лишь к самой ночи. Подумать только, все целый год ждут один-единственный вечер, надеются на него, верят в свои желания, стараются порадовать подарком своих близких. Один день в году.

Благодаря маминой истории я знала, что дорогих людей надо любить каждый день.

Благодаря своей – что в мечту тоже надо верить каждый день. А когда от нее ничего не остается, то нет никакого смысла загадывать желание.

Помню, как торопливо писала на бумажке слова «Золото на России», зажигала ее от свечки, а потом топила наполовину обожженную в бокале с напитком и пила, пока куранты не переставали бить.

На следующий год я написала на бумажке только одно слово: «Танцевать». А годом позже уже не писала ничего.