Я не успела ему ответить, как Оскар Гилберт вошел в зал вместе с организаторами. Он остановился около стенда, а оставшиеся вошедшие за ним люди прошли за компьютеры, и на экране появилась презентация.
– Рад всех приветствовать здесь на нашей очередной литературной встрече, посвященной поэзии. Как вы знаете, не так давно я решил отобрать под свое наставничество нескольких талантливых людей. Все присутствующие здесь были лично выбраны мной для дальнейшего сотрудничества. Участников оказалось намного больше, чем я предполагал, поэтому я решил устроить небольшой отборочный тур, где пятерка лучших сможет обучаться под моим контролем. Да, насчет курса. Доступ к нему будет предоставлен каждому, кто сможет оказаться в группе финалистов. Всего вам будет представлено два задания. Первое будет общим для всех – отправить мне на почту свое портфолио с несколькими произведениями собственного сочинения. После этого произойдет большой отсев участников. На втором этапе я выдам каждому индивидуальную тему стихотворения, исходя из ваших работ. Я хочу, чтобы вы смогли разбудить в себе этот поэтический мир, спрятанный глубоко в душе. Понять, насколько именно для вас важно письменное слово. Если есть вопросы, я готов их выслушать. Но прежде я бы хотел представить вам одну талантливую девушку, которая сегодня присоединилась к нам, – Эмили Диннер.
Я вздрогнула от внезапных аплодисментов и вжалась в стул. Нервная улыбка пробежала по лицу. Но вскоре стала более искренней. Я привыкала, и постепенно для неловкости больше не было места в моей душе.
Лекция Оскара Гилберта продолжалась в течение двух часов. Это был первый опыт для меня как для писателя. Было интересно познакомиться с каждым и узнать частичку его истории. Такое общение явно пошло мне на пользу. Я давно хотела узнать о жанре, в котором буквально утонула с головой.
Неизвестные термины, необходимые для точного представления моего вида искусства, были для меня слишком сложными. Но я вслушивалась в каждое слово, боясь пропустить самое главное. Мы разбирали литературные приемы современности и других значимых эпох.
Когда мы подобрались ближе к английской грамматике, я слегка запаниковала. Я надеялась, что нюансы в виде строя букв и слов в стихотворении пройдут мимо. Но этим все не ограничилось. В ход пустилась более тяжелая артиллерия в виде восприятия звукового строя, внутреннего ритма произведения и совместимости пауз. Одна из самых запоминающихся тем звучала так:
Когда презентация подходила к концу, зал постепенно стал пустеть, пока мы с Джереми не остались вдвоем.
– Не могли бы вы ненадолго задержаться? Я бы хотел поговорить с вами. – Оскар Гилберт остановил нас прежде, чем мы пересекли порог кабинета. – Мне кажется, что вам стоит хорошо приглядеться друг к другу. Я считаю, что ваши стили письма довольно похожи. С мистером Харрисом я уже знаком, поэтому твоим наставником, Эмили, на время конкурса будет этот перспективный молодой человек. Можно сказать, что он – моя правая рука. Участвовать в конкурсе он, конечно же, не сможет. Все, что вам необходимо, – достичь определенных результатов, которые я непременно буду ждать.
– Я бы хотела еще раз поблагодарить вас за эту возможность – быть в окружении таких замечательных и талантливых людей. Быть частью этого творческого тандема.
– Хорошего вечера и хорошей работы вам двоим.
Ограничившись одним кивком, я вышла из здания и попыталась собрать мысли в кучу, позволяя себе расправить вдохновленные крылья навстречу ветру.
– Я же сказал, чтобы ты больше не появлялся здесь!
Дверь мастерской резко раскрылась, и Стэнли, с муштабелем в руке, выбежал наружу. От неожиданности я слегка пошатнулась.
– Боже, Эмили. Это ты, – глубоко выдохнув, произнес он.
– Отец опять приходил? – уже обеспокоенным тоном спросила я.
– Как видишь. – Стэнли показал в угол комнаты, где валялась одна из бутылок виски.
– Ты?..
– В порядке. Очередной контракт расторгли, поэтому он снова напился. Кажется, ничего уже не изменится.
Я подошла ближе к нему и крепко обняла. Мои холодные руки коснулись его теплых. Его сердцебиение участилось от нахлынувшего волнения.
Он мог неделями не вставать с постели или же, наоборот, утопать в безрассудной агрессии все глубже с каждой минутой. Я видела Стэнли разным, у него часто менялось настроение. Цельная личность распадалась на несколько других. Чаще всего они пугали меня, но я старалась не показывать своего страха. Его мучения влияли на меня. Время от времени я смахивала печаль с нижних ресниц юноши, подпуская с каждым разом ближе к себе. Наверное, это звучало глупо, но я не боялась превратиться в горький пепел, иссякнуть, как увядший цветок. Я готова была утонуть в нем, веря, что все лучшее только ждало нас впереди.