Осколки грёз

– На нашей недавней встрече я просил вас выучить один из предложенных мной диалогов для того, чтобы я мог увидеть, как вы проявляете себя на сцене. Оценить ваши способности в действии. Кто-нибудь хочет выступить первым?

Я подняла руку вверх, и Джереми положительно кивнул на мою решительность. Я жутко волновалась, но не настолько, чтобы позволить себе померкнуть на фоне других. Оскар Гилберт пригласил меня к стойке, и я, последний раз осмотрев всех присутствующих, принялась играть, представляя себя героиней пьесы:

– Любовь слишком строга, когда вы юны. Это случилось и с нами, мой дорогой друг. Ты был простым мальчиком, повстречавшим на своем пути такую же загнанную в угол девчонку. Сломленные. Израненные. Ищущие свое предназначение и… Человека. Того, кто смог бы вытянуть их из глубокой тьмы, в которой пришлось запутаться. Мы думали, что чувства способны ненадолго заглушить боль внутри нас. Наполовину в тени и свете. Нам не повезло. Это походило на заблуждение.

Ты был не похож на меня. Слишком строг к себе, замкнут. Я протягивала в ответ руку, чтобы утешить, но ты вздрагивал каждый раз, словно тепло обжигало тебя. Но когда эта стена разрушилась между нами, ты сделал шаг навстречу. У нас были нежность и мягкость. Я ничего не знала о тебе, но верила, что мы сможем разделить счастье на двоих. Я ничего не знала до того момента, пока твоя боль не коснулась меня. Кажется, я подвела тебя, что не смогла помочь выбраться, оказавшись на самом дне вместе с тобой.

Ты цеплялся за лоскуты моей одежды и души, но я не удержалась, отчаянно скользя в эту пучину. Я любила тебя. Невыносимо и трепетно. И эта любовь была сильнее моей мечты. Мне хотелось верить, что если я отдала всю себя, то ты ответишь мне взаимностью. Но я не была тем, ради кого ты хотел меняться. Ты жаждал победы. И ты одержал ее надо мной.

Закончив, я вновь вернулась в реальность под град аплодисментов.

– Вы отлично справились, мисс Диннер. Я ценю то, как вы подходите к своему творчеству, как его видите. Это поистине прекрасно.

Я прошла обратно к своему месту, но стоило мне только успокоить свой внутренний пыл, как телефон стал разрываться от звонков.

– Миссис Флоренс?

– Прости, что звоню тебе, дорогая.

– Что случилось? Почему вы плачете? – перебила я старушку, когда та начала издавать несвязные звуки.

– Мия в реанимации. Ее увезли на «Скорой» сегодня утром, а сейчас мне позвонил врач и сказал, что ей срочно требуется операция, он что-то упомянул про трансплантацию легких и очередь, но я не совсем поняла. Я подумала, что ты должна знать об этом. Ты была для нее самым близким человеком…

– Сколько? Сколько нужно денег, чтобы оплатить расходы? – безнадежно задала самый главный вопрос.

– Слишком большая сумма. Ее родители уже собирают каждый цент к центу.

– Миссис Флоренс, не убирайте телефон далеко, я постараюсь связаться с вами через пару часов. Если что-то удастся узнать, пожалуйста, сообщите мне об этом! – договорила я и, бросив трубку, дала волю эмоциям.

Опустошенность, страх и больше ничего. Ломкость в голосовых связках становилась заметнее, поэтому я тут же выбежала на улицу.

Я хваталась за каждый вдох, пытаясь остановить нескончаемый поток слез. Мокрая завеса прятала за собой четкую видимость. Мир плыл перед глазами. Жгучая горечь проникала в каждый потаенный уголок чего-то живого, но потерпевшего крушение. Я брела в бреду, не различая улиц и домов, пытаясь заглушить все внутри. Шла, не оглядываясь, уступая место настигнувшему мраку, и не заметила, как обмякшие ноги привели меня к знакомому зданию.

Дверь мастерской распахнулась, и соленые капли только усерднее властвовали на моем лице.

Стэнли испуганно подхватил меня и мертвой хваткой вцепился в меня до такой степени, что можно было услышать хруст костей.

Все смешалось в смутный, тяготеющий тупик. Я теряла последний смысл, до которого так долго добиралась. Притворялась сильной, чтобы расклеиться.