Осколки грёз

– Где мы найдем такие деньги? – рыдала я, закрыв глаза ладонями.

Нежные касания парня приводили меня в чувство. Мне потребовалось несколько часов, чтобы здраво принять решение, которое могло хоть как-то разгрести образовавшуюся гору проблем. Я отчаянно металась, падала и снова поднималась, взваливая возникшие трудности на человека, вечно странствующего по своей Вселенной, но так или иначе нашедшего во мне свой последний шанс на любовь.

– Ты уверена, что я не должен поехать с тобой? Может, все-таки подвезти тебя завтра до аэропорта?

– Не нужно. Лучше позаботься о моих стихотворениях. Ты и так многое сделал для меня, – проговорила я и кротко поцеловала его в уголок губ.

– Тебе так не идут слезы, Лилу, – прервав поцелуй, ответил он мне. – Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива.

Щеки невольно покраснели, я смущенно улыбнулась. Душевная близость соперничала с телесной. Может, так я хотела заглушить образовавшуюся боль, притупить ее неиссякаемыми чувствами.

Я любила его сильнее, чем желала, все смешалось в одно – влюбленность. Пылкую, но так быстро угаснувшую. Последняя просьба стала для меня роковой, похожей на удушливый тлен, поставивший недосказанную точку на нас.

Последнее стихотворение, сложенное мной в уголок сборника, упало на пол мастерской.

Мы рядом, но так далеко

Во мне так много красок лета.Зачем ты губишь лучи света?Я обнимаю, ты в ловушке,Твоя рука в моей. Так будет лучше.Внутри мелодий звук миноров.Любовь в разводах громких споров.И нам не больно, дрожь пройдет,Борьба всех чувств нас обожжет.Из красок – черный на мольберте.Огонь в груди кричит: «Не верьте».В твоих глазах погасли звезды,Скажи, что все еще не поздно.В груди обрывками три слова,Но наш портрет давно срисован.И между нами бьют сомнения.Мы ведь друг друга отражения.

Глава 38. Стэнли

«Стихи. Стихи. Стихи», – крутилось у меня в голове, когда я в очередной раз перебирал стопку исписанных бумаг. Уже несколько дней папка с произведениями, лежащая на краю стола в мастерской, мозолила мне глаза. С нашей последней встречи с Эмили книга так и не сдвинулась с места.

Причудливые наброски на страницах смотрели на меня с жалостью и недопониманием после всего, что нас связывало.

Книга Лилу была нашей с ней маленькой историей, которую мы создавали вместе. После того, как Эмили перенесла все свои стихотворения в подаренный мной самодельный блокнот, похожий на небольшую книгу, она попросила меня добавить к ним иллюстрации: скромные изображения, отражающие ее собственную Вселенную.

Я не смог. Не смог. Поступил, как настоящий ублюдок, рушащий свою жизнь и всех, кто мне был так дорог.

Незадолго до того, как Эмили уехала в Сиэтл, миссис Вернс сказала о том, что я вылетел с конкурса. Вылетел к чертовой матери, словно ненужный мусор. Я все время прокручивал момент, когда вернулся после паба и в очередном порыве эмоций испортил картину, последнюю картину, которая могла подарить мне еще один гребаный шанс.

Несколько дней прошли как в тумане. Я не вылезал из своей творческой каморки и постоянно напивался. До потери сознания и пульса. Превращался в отродье своего отца, которым так боялся стать. Тогда я начал понимать, почему все его неудачи сопровождались бесконечными беседами с алкоголем. Я, как и он, привык решать проблемы сам, не вмешивая других, что всегда приводило только к худшему. Я стал реже отвечать на звонки друзей и родителей, не покидая свою берлогу. Когда прошло уже много времени для беспокойства, Дерек и Райан решили навестить меня. Я никак не отзывался и не подавал каких-то признаков жизни до того момента, пока парни просто не нашли меня, бьющегося с содроганием от непрекращающихся панических атак в углу комнаты. Легче не становилось.

Я чувствовал, что опять тону, добираясь до самого дна.

Зависть и ненависть закрались глубоко под кожу, обращаясь в мою погибель.

Поэт и художник – идеальная пара? Первое время мы с Эмили поддерживали друг друга в начинаниях, но порой я стал замечать, что ее достижения приносили мне неприятное стремление стать лучше ее. Мы были творческими людьми, в таком кругу мог выжить только один: тот, кто больше работал и совершенствовался, имел больше шансов реализовать врожденный талант.

После того как я окончательно распрощался с живописью, я стал прислушиваться к своему внутреннему голосу, который то и дело твердил мне одно и то же: «Ты заслуживаешь большего, чем она. Разве тебе нужна та, кто будет лучше тебя во всем?»