– Ты высказала свою точку зрения, – выдавил я сквозь стиснутые зубы, испустив долгий выдох. Но я все еще не клюнул на ее уловку. Не имело значения, насколько сильно я думал о Джемме – она попросила оставить ее в покое так вежливо, как только могла.
С другой стороны, если ей действительно того хотелось, то почему ее лучшая подруга позвонила мне?
Мне хотелось верить Белль – хотя бы по той простой причине, что та произнесла именно то, что я и хотел услышать. Но я также заботился о Джемме и не хотел ее отталкивать. Я уже согласился стать ее другом – что бы то ни значило.
– Почему тебя это волнует? – спросил я через мгновение, отколупывая краску с деревянных перил крыльца. – Ты видишь, как она ведет себя со мной, и ты присутствовала в баре в понедельник. Уверен, что ты также разговаривала с ней на следующий день, еще до того, как она позвонила мне.
– Верно, – подтвердила Белль. – Я была там. Я вижу, как ты себя ведешь, но также я знаю ее лучше, чем ты, – возможно, лучше, чем кто-либо другой. На следующее утро, когда она проснулась, ее тошнило, Зак. Весь день. И хочется ей это признавать или нет, ты ей нравишься. Она напугана.
Я кивнул, потому что прекрасно знал этот страх. Была только одна девушка, с которой я состоял в отношениях и говорил, что люблю ее. Но она отвернулась от меня, когда у меня не получилось стать профессиональным футболистом. Я знал, тяжело оправляться после предательства. После этого мне не хотелось больше ни с кем встречаться.
– Я понимаю, что со стороны могу выглядеть, как назойливая подруга, – продолжила она, когда я ничего не ответил. – Разумеется Джемма говорит нам обоим о своих желаниях. Мне следует прислушаться к ней. И просто… отступить. Но я люблю ее, – она вздохнула. – Вот почему не могу просто сдаться. Особенно когда ее мысли звучат намного громче слов. Она и раньше просила меня спасти ее от самой себя, сделать для нее то, что она сделала бы для меня. И что ж… полагаю, сейчас именно такая ситуация.
– Я понимаю это, правда, – ответил я. – Но… вместо того, чтобы пытаться додумывать за нее и говорить, мол, я знаю ее лучше, почему бы просто не прислушаться к ее словам?
– Потому что, – раздраженно ответила Белль, переводя дыхание, прежде чем продолжить, – я просто… устала смотреть, насколько больно моей лучшей подруге, и при этом не пытаться это исправить. Она так много сделала для меня, Зак… так много.
Затем ее голос затих, и по какой-то причине мое сердце снова сжалось – на этот раз из-за Белль, а не Джеммы. Я мало что знал о ней, но видел, как сильно она любила Джемму.
Не каждому посчастливилось иметь такую подругу.
– Ты мне нравишься, – наконец сказала она, переведя дыхание. – Ты хороший парень. Ты боец. Никто никогда в жизни не боролся за Джемму. – Она сделала паузу. – И она из тех девушек, которые заслуживают того, чтобы за них боролись.
Я поджал губы, проглотив комок эмоций от ее слов. Возможно, все потому, что я оказался польщен тем, что она так много увидела во мне, или, может, потому, что мне стало грустно, ведь она видела в своей лучшей подруге то, что та так отчаянно пыталась скрыть.
– Хорошо, – сдался я, кивая. – Я слушаю.
– Правда? Потому что я не хочу «абы как» версию Зака Боуэна. Мне нужна полная отдача в третьей четверти, отставание на четыре очка, и двадцать секунд на финальный бросок от Зака Боуэна.
Я нахмурился.
– Буквально ничего из этого не существует.
– Неважно. Я не люблю спорт. Я спрашиваю: ты все еще хочешь ее?
В груди что-то сжалось при воспоминании о ее улыбке. И я понимал, что это и был ответ на ее вопрос.
– Я хочу ее. Хочу бороться за нее.