– Среди нас есть музыкант, подпевка, а теперь ещё и главный вокал, – разменяв слонов, расслабленно хихикнул Николай. – Уверен, из этого может получиться отличная группа.
– Не думаю, что в ближайшие годы будут востребованы любительские концерты, – отрицательно покачал головой профессор, глядя куда-то сквозь собеседника. – Скорее всего, нас как беженцев направят выполнять простейшую черновую работу. Так что выбор, чем заняться будет невелик, но, будь возможность… Да, я бы попробовал заняться пением.
– Зря принижаетесь. Уверен, вам точно найдётся местечко в каком-нибудь университете или на крайний случай школе.
– Не переживайте, – Александр тепло оглядел увлечённо занимающихся своими делами жителей. – На произвол судьбы я вас не оставлю.
В партии тем временем произошёл удачный для чёрных размен слона на ладью. Уставившись на доску, Николай крепко задумался:
– Какой она была? Ваша жена.
– Тома… – печально протянул профессор, погружаясь в воспоминания. – Тома была лучшим человеком на свете. Блестяще умна и, что важнее, – мудра. Гибкая в общении, когда нужно договориться, но невероятно радикальная там, где требовалась твёрдость. Умела найти подход к кому угодно и, в отличие от меня, не была зациклена на одной лишь работе. Писала прекрасные портреты, в совершенстве знала испанский и танцевала фламенко так, что у меня каждый раз захватывало дух, даже спустя десятилетия. Знаете, она была человеком, на которого я всегда старался равняться. Вернее, даже так: она была единственным человеком за всю мою жизнь, на которого я пытался равняться и кому изо всех сил старался соответствовать.
– Вы очень любили её, – представив описанную особу, Николай заворожённо всмотрелся в собеседника.
– Ну разумеется, – недоумённо поднял глаза Александр. – Иначе не женился бы.
– Многих отсутствие чувств не останавливает, – Николай наконец сумел отыграть потерянное качество. – И очень мало кто испытывает то, что вы только что описали.
– Несчастные люди… – профессор удручённо цокнул и, найдя удачный ход, забрал белого коня, возвращая преимущество. – Помню, как-то раз мы с коллегой по кафедре получили путёвки на море на две семьи. Я поехал с Томой, а он со своей супругой и сыном. Две недели солнца и моря на пляже Алушты. И как-то в один из дней мы лежали, а мимо проходили местные с верблюдом и катали желающих по набережной. И Тома так загорелась идеей на нём прокатиться… Помню, она так нелепо пыталась на него залезть! – вдруг Александр замер и, нахмурившись, призадумался. – Или это была лошадь? Да и откуда там бы взялся верблюд? – профессор явно изо всех сил старался придать воспоминаниям чёткости, но разум лишь сильнее размывал события столь давних лет. В конце концов, старичок стушевался и бросил попытки. – Память подводит меня всё чаще. Знания – величайшие шутники. Мы без конца гадаем, что будет, хотя с лёгкостью забываем даже то, что уже было. А под конец так вообще не в силах припомнить собственные имена.
– Однажды и с этим справятся, – Николай поддерживающе похлопал профессора по руке. – Как в своё время научились справляться с чумой и оспой.
– О нет, вы не так поняли, я вовсе не жалуюсь. Старение со всеми вытекающими абсолютно естественно и закономерно. Равно как и смерть. Кто мы такие, чтобы нарушать сей прекрасный цикл?
– Прошу, профессор, не надо романтизировать смерть. В ней нет ничего высокого или великого.
– Вы всю жизнь спасаете людей и потому воспринимаете смерть как проблему, но попробуйте взглянуть на неё под другим углом. Представьте, что это лаконичное завершение книги. Разве произведение имело бы смысл, не решись автор вовремя поставить точку?
– Вынужден не согласиться, – твёрдо покачал головой Николай. – Жизнь слишком долгая для одной книги, это, скорее, целая библиотека. А смерть никакое не завершение, а всеразрушающий пожар, после которого не остаётся ни следа.
– Жизнь невероятно коротка, мой друг, – невольно рассмеялся Александр. – Она разношёрстная и непредсказуемая. Швыряет тебя из стороны в сторону так, как не способен ни один, даже самый гениальный сюжет. Её едва ли хватит на то, чтобы закончить хотя бы одно достойное творение, и лично для меня она была бы совершенно бессмысленна без этой трагичной неотвратимости конца.
– Надо же… – в задумчивости замер Николай. – А мне она кажется бессмысленной именно из-за этого неизбежного итога.
– Да вы экзистенциалист, – Александр ободряюще похлопал по плечу впавшего в раздумье оппонента.
– О, нет! Так я думаю лишь о своей жизни, – тяжело выдохнув, Николай прикрыл покрасневшие глаза и вновь погрузился в дебри размышлений.