– Исчезла? И ничего не сказала? Не оставила записки?
– И телефон не отвечает.
– Так бывало раньше?
– Нет, никогда.
– Это может быть связано с той рыжеволосой женщиной, которую вы встретили на прогулке?
– Понятия не имею. Помню, к ней обратился кто-то, но Жанна мне сказала, что не знает этого человека. У нее и не было здесь друзей.
– Может быть, есть что-то, чего вы мне не рассказывали?
Генерал пару минут размышлял, но потом резко ответил:
– Нет. Кретины из милиции сказали, что я должен подождать, потому что она совершеннолетняя. Пустое место божится, что она не с ним. Я ему сказал, чтобы он сюда приехал и искал ее со всеми. Он почему-то вас боится. Вы ему позвоните, пожалуйста, скажите, чтобы ехал, а бояться будет потом. Антоша говорит, что он так и знал. Что это очень даже хорошо и теперь я в безопасности. Позвонил товарищу по службе, будем его людей подключать, волонтерские организации. Но и он сказал: «Афоня, подожди хоть до вечера, девка молодая». Люди с ума посходили! Я через три дня оперируюсь и, если буду жив, возьму все дела обратно в свои руки.
Смородина улыбнулся.
– Вы говорили мне, что не испытываете никаких чувств к Жанне, но это ложь. Жанна – это все, что у вас есть. Помните наш первый разговор? Вы рассказывали про свои победы и один раз замялись. Как будто проглотили что-то. А я вам скажу что. Тех женщин некому было защитить. Никто не харассит начальницу, клиентку или дочь друга. Как-то все соображают, что не стоит их унижать. Харассят нижестоящих, зависимых, беззащитных. Больше всего на свете вы хотите ее защитить. Не удивлюсь, если поэтому вы и обратились к психоаналитику, не из-за болезни. И немощь, и смерть вы примете как офицер. А за нее вам страшно. Да, хорошо, я позвоню Правдорубову и сам приеду. Есть что обсудить.
Тетя Эмма
Это была старая ухоженная квартира с газовой колонкой. Дочь погибшей в парке Эммы Викторовны, та самая, которая надоедала местному следователю, перебирала ее вещи.
– Умом понимаю, что все это не надо никому, но рука не поднимается выбросить. Не могу себе представить, как ее вещи будут лежать на помойке. Пока соберу и в гараж. Здесь молодые будут жить, ее внук с женой. Как она хотела.
Смородина рассматривал Елку, ухоженную приятную женщину тридцати лет. Он не удержался от вопроса:
– Вы сказали, что ваша мама была химиком.
– Да. Работала с ядерными отходами.
– А как получилось, что она работала уборщицей?
– В девяностые?
Смородина понимал неуместность своего вопроса, но поостерегся прямо спрашивать: «У вас же явно деньги есть, почему ваша мама мыла полы в чужом доме?»