Живописный труп

В такие моменты генералу казалось, что Калигула не погиб, а снова и снова вводит своего коня в сенат, чтобы показать остальным сенаторам их ценность. Адвокат обратился к парикмахеру:

– Антон, вы, наверное, единственный в этом доме человек, который еще не понял, что Афанасий Аркадьевич полностью слепой. Он не видел ни ваших работ, ни ваших шоу. Он хвалил ваши стрижки, скажем так, из вежливости, чтобы сделать вам приятное, потому что ему понравились вы сами.

– Как?!

Додон был в шоке. Он повернулся к генералу, тот слегка сник. Смородина обратился к нему:

– Вы видите только пятна при свете дня и в движении. Так? Но вам не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Вы ведь были непобедимым, влиятельным. И вот вас предало ваше собственное тело. Понимаю. Поэтому вы делаете вид, что что-то еще видите. Но ориентируетесь вы по голосу и на ощупь. Поэтому сели в кресло и расхаживаетесь, только заперев библиотеку. Едите один. Поэтому вы и запрещаете любые перестановки в доме. Все действительно сохранилось именно таким, каким было. Кроме портретов, но они коляске не мешают.

Додон хлопал глазами.

– Вот даже немного обидно, но сейчас расстраиваться не время. Расстроюсь попозже.

Смородина в это время набирал что-то в телефоне.

– Возможно, Оскар просто развлекал сотрудников парикмахерской невероятными историями. Если ложь была бы запрещена, скучно было бы жить. Другой вопрос, почему он придумал именно это. Моя гипотеза состоит в том, что он специально ходил в парикмахерскую, чтобы сплетничать. Так или иначе, Эльвира права, Жанна – это Жанна Абрамова.

В гостиную вошла Жанна. Только теперь она была похожа не на битую кошечку, а на подростка-гота. И одновременно на тридцатилетнюю женщину, под вдохновение покрасившую волосы в черный цвет. Лицо у нее было бледно-зеленым. Так как вошла она неслышно и неожиданно, воспользовавшись своими ключами, это было похоже на воскрешение из мертвых. Каждый посмотрел на нее по-своему. Мужское крыло – Оскар, Правдорубов и Додон – смотрело оценивающе. Она как будто за один день еще сильнее похудела. Спустилась в Аид, как древнегреческий философ Пифагор. Женское крыло смотрело испуганно. Как если бы на изысканное костюмированное чаепитие в духе XVIII века пришел бомж.

– Жанночка! Где ты была? – воскликнула Эльвира.

Ей ответил Смородина:

– Жанна гостила на моей даче в Переделкино.

Жанна, не говоря ни слова, подошла, погладила дядю по плечу, а потом села в кресло рядом с адвокатом. Эльвира протянула руку и погладила ее по плечу.

– Дай хоть налюбуюсь на тебя. Может, пообедаешь? Ты, кажется, похудела.

Жанна жестом остановила ее.

– Не жужжи.

– Ты бы хоть позвонила, мы волновались.

– Она Абрамова и все решит сама, – сказал свои первые с момента появления племянницы слова Афанасий Аркадьевич. – Все в порядке, Жанна?

– Типа того.