Живописный труп

– Она и гардеробщицей потом работала. Нам с мужем было трудно тогда, это потом его пригласили в Бельгию. Мы уже могли помогать, но она за мой счет жить не могла. Из своих копеек еще внуку помогала. Это поколение было неубиваемым. У нее внутри был двигатель. Неугасимый.

Смородина перелистывал страницы фотоальбома. На черно-белых снимках тетя Эмма была в лесу, на работе, в компании друзей, с внуками. Маленькая женщина, похожая на канарейку.

– Почему вы приходили в дом с колонной?

– Я везде ходила. В голове не укладывается, с чего вдруг мама пошла в этот парк. Это же в противоположной стороне от дома! Если только она хотела пройтись мимо района с частными домами. С чего вдруг?.. Отпросилась с работы…

– А она ни в каком другом доме не работала?

– Нет. Хлебнула с частным работодателем. Это ж дикий капитализм был. Он ее выгнал одним днем, не доплатил. – Кулаки Елки сжались. – Давно было. Лет пятнадцать прошло. Я два раза туда заходила. Первый раз просто спросить, а потом мне как вожжа под хвост попала – ну не могла она идти никуда больше.

– Расскажите, что именно она говорила, когда звонила вам последний раз.

– Она очень торопилась, была взволнована. Я так поняла, что она была напугана и одновременно в чем-то не уверена. Попросила достать шкатулку с антресолей, чтобы время не терять. Ей самой уже тяжело было.

– Какую шкатулку?

Елка принесла жестяную коробку из-под импортного печенья, которая в перестроечные годы действительно воспринималась как волшебный ларец.

– Тут письма и две фотографии. Письма без подписи… Видимо, она знала, от кого это, и хранила без конвертов. Я публиковала отрывки в газете, думала, может быть, автор откликнется.

– Что вы помните про ее работу в том доме?

– Она жалела мать ребенка. Помню, что она рассказывала, что ходила с ней в паспортный стол. Они и в опеку аккуратно обращались, но как там речь зашла о суде, эта женщина оттуда сбежала. Мама говорила, очень важно потом дочери показать, что мать ее не бросала. Но она здесь недолго прожила, месяц. Я тогда была в лагере, мне пятнадцать лет было.

– Здесь? Прожила?

– Ну да.

– Эльвира?

– Я не помню, как ее звали. Я ее никогда не видела. Мама что-то рассказывала, но я больше думала о поступлении.

– А как вышло, что она решила помочь бывшей работодательнице?

– Мама сама была детдомовская. В войну осталась без родителей. И вы представьте, сирота, которую из дома выгнали. Управы на ее мужа тогда ни у кого не нашлось. Да никто особо и не искал, между нами.

Последнее Елка сказала с обидой.