– Но вы отправились в Святую землю, всё-таки, не за этим, – с мягкой улыбкой возразил Фредегариус. – Вы, наверно, забыли, что говорил папа: «От пределов Иерусалима и из города Константинополя к нам пришла важная грамота, и прежде часто доходило до нашего слуха, что народ персидского царства, народ проклятый, чужеземный, далекий от Бога, отродье, сердце и ум которого не верит в Господа, напал на земли тех христиан, опустошив их мечами, грабежом и огнём, а жителей отвел к себе в плен или умертвил… Церкви же Божии или срыл до основания, или обратил на свое богослужение. Кому же предстоит труд отомстить за то и исхитить из их рук награбленное, как не вам. Вас побуждают и призывают к подвигам предков величие и слава короля Карла Великого и других ваших властителей. В особенности же к вам должна взывать святая гробница Спасителя и Господа нашего, которою владеют нынче нечестивые народы». И недаром он заключил свою речь так: «Всем идущим туда, в случае их кончины, будет отпущение грехов».
– Да, вы правы, это тоже было сказано, – согласился Робер. – Вопрос, однако, заключается в том, какая причина была важнее: благочестивое рвение и желание совершить подвиг во имя веры, или корысть? Наш мудрый понтифик так всё это перемешал, что трудно отделить одно от другого. А была и третья причина, о которой он упоминал: «Народ проклятый, чужеземный, далекий от Бога, отродье». Вы никогда не задумывались, святой отец, почему в людях живет такая ненависть ко всем, кто отличается от них, нетерпимость ко всему чужому, незнакомому, непривычному? Откуда в нас восприятие чужого как непонятного, непостижимого, а поэтому опасного и враждебного? Животные проявляют враждебность и неприязнь к чужакам, но мы-то не животные: в нас горит искра Божья и нам должны служить путеводной звездой заветы Христа, который говорил о любви не только к друзьям, но и к врагам нашим. Почему же мы так боимся и так ненавидим непохожих на нас; почему само слово «чужой» вызывает в нас страх? Почему мы сторонимся чужих, отвергаем их, считаем виновниками всех наших бедствий?
Я повидал множество «чужих» и могу сказать вам, что они не хуже и не лучше нас, – они такие же люди, как мы. Если они молятся другому Богу, даже ложному Богу, их следует пожалеть за это, но не убивать; если они придерживаются иных обычаев, то надо помнить, что и наши обычаи для них – иные; если они отличаются от нас по одежде или цвету кожи, то и мы в этом отличаемся от них. Когда нам трудно, то мы ищем помощи у своих, но и чужие ищут помощи у своих в трудные моменты жизни – так в чём же разница? Почему мы уверены, что наши «свои» безусловно превосходят «чужих»? Разве мы настолько совершенны, что все остальные люди – прах под нашими ногами?
А может быть, в глубине души мы сознаем свое несовершенство, и от этого злимся на тех, кто не похож на нас, кто способен превзойти нас в чем-либо? Может быть, ненависть – это просто слабость, которую мы хотим скрыть? Или это болезнь, поражающая мозг человека и заставляющая совершать безумные поступки?..
– Я вынужден снова возразить вам, мессир рыцарь, – прервал его монах, приподняв руку и как бы извиняясь. – Не говоря о том, что вы умаляете нашу религию, – единственно правильную, свет Божьей истины, – вы упускаете из виду важную вещь: не мы, а они захватили землю Спасителя нашего, надругались над нашими святынями, притесняли наших единоверцев. Мы должны были воевать во имя защиты всего этого!
– Как вы разгорячились – чего доброго, и меня причислите к «чужим»! – рассмеялся Робер. – Спаси меня Господь умалять христианскую религию, которую я исповедую и за которую готов отдать жизнь! Не забывайте, что и я был среди тех, кто с восторгом слушал папу и горел желанием отмщения. Да разве же я оправдываю наших противников? Они – люди, а значит, и они не без греха. Впрочем, они ведают, что такое грех, и вовсе не так далеки от Бога, как утверждал его святейшество.
– По-вашему, и ходить туда не следовало? – Фредегариус не смог сдержать иронию.
– Надо было навести порядок в своем доме, а после этого мы стали бы так сильны, что никто не посмел бы обижать нас, нашу религию и наших братьев во Христе, – проговорил Робер, прищурившись и быстро взглянув из-под опущенных век на монаха.
– Но была священная миссия Петра Пустынника, а ему сам Спаситель предписал поход против иноверцев, – Фредегариус для пущей убедительности поднял глаза к небу и перекрестился. – Таким образом, отвергая безусловное превосходство религиозной идеи этого похода над всеми прочими, вы не соглашаетесь с Господом нашим.
– Пётр Пустынник? – переспросил Робер. – Что же, давайте вспомним и о нём.
– Пётр Пустынник… – повторил Робер в задумчивости. – Я видел Петра Пустынника три раза…
– Вы видели его?! – воскликнул Фредегариус с величайшим благоговением, удивленно и недоверчиво глядя на Робера.
– Да, а почему вы так удивлены? – спросил Робер и в глазах его вспыхнули весёлые искорки. – Мы жили с ним в одно время, в одной и той же стране, бывали в одних и тех же местах. Это для вас он легендарная личность, вроде Иисуса Навина, остановившего Солнце, а для меня – один из многих людей, промелькнувших на моем жизненном пути. Скажу вам больше: первая встреча с ним не произвела на меня впечатления, вторая оставила неприятный осадок, а третья вызвала жалость и презрение.
– Встречи с Петром Пустынником оставили в вас неприятный осадок и вызвали жалость и презрение? – недоверчиво проговорил Фредегариус.
– А вы послушайте… Первый раз я увидел его на площади, когда папа выступил со своей пламенной речью. Я был там с товарищами, и кто-то из них указал мне на жалкого человека, небольшого роста, стоявшего невдалеке от нас. Оборванный, грязный, в грубой сутане, он раскачивался и потрясал кулаками, бормоча что-то и вздымая глаза к небу.
Когда папа замолчал, сотни людей бросились к его святейшеству, дабы возблагодарить за сказанную речь и изъявить полное согласие с его словами; в их числе был и я с моими приятелями. Возвращаясь, мы заметили всё того же оборванного человека, который так же, как прежде, раскачивался и бормотал, но теперь его можно было услышать. «Спаситель ведет нас!.. Так хочет Бог!.. Врата рая, врата рая…» – непрерывно говорил он.
– Кто это? – поинтересовался я у своих друзей.
– Рыцарь, – ответили мне.
– Как так?
– Бывший рыцарь, – со смехом уточнил мой приятель, – а ныне отшельник. Разве ты не слышал о нём? Его прозвали Петром Пустынником, да, видно, надоело ему жить в пустыне. Ходил в паломничество на Святую землю: посмотри, какой он загорелый.
ebooksa