Но не то происходило с воинством Петра Пустынника; сброд так и оставался сбродом, и больше, чем прежде, погрязал в грехах. Сбившись в толпу, ощутив свою силу и безнаказанность, они творили страшные бесчинства, грабили и убивали мирных жителей, так что слёзы невинных жертв сопровождали эту преступную армию, и кровавый след тянулся за ней. Больше всех досталось иудеям: им припомнили распятие Спасителя, отрицание нашей веры, а также разорение, которое они непрестанно приносили христианскому люду, обогащаясь, в то же время, сами.
– Разве это не так? – позволил себе заметить Фредегариус.
– Так, – согласился Роббер, – но я бы прибавил кое-что. Без Ветхого завета не было бы Нового, без иудеев не было бы Христа, а без распятия не было бы христианства. Что касается разорения, которые приносят иудеи христианам, то не одни иудеи занимаются этим: есть такие христиане, что хуже иудеев. Народ же иудейский отмечен Богом и наделен многими талантами: счастье, когда их употребляют во благо, горе – когда во зло. Бог пристрастен к этому народу, святой отец, Он его неслыханно милует, но и жестоко карает; неизвестно, что пересилит, в конце концов, в Господе – милость или гнев, ибо нет у иудеев лучших защитников перед Господом и худших врагов против Него, чем они сами…
Но мы остановились на злодействах войска Петра Пустынника. Ответьте же мне, как могло статься, что святой человек, которым вы считаете Петра, не имел никакого влияния на тех, кто шел с ним? Как могло случиться, что войско, движимое священной целью, грабило и убивало задолго до своего прихода на земли, которые были заняты неверными?
– По сведениям, дошедшим до нас, Пётр был не единственным вожаком бедняцкого войска, – сказал Фредегариус. – Войско разделилось на несколько частей, в нём главенствовали разные люди. Пётр не мог уследить за каждой заблудшей овцой.
– Пусть так, – кивнул Робер. – Будем полагать, что святость действует только выборочно и на близком расстоянии; в конце концов, даже Спаситель исцелял не всех больных и страждущих, а лишь тех, кто пришел к нему. Предположим, что отряды, руководимые лично Петром, не занимались грабежами и не несли с собой смерть, подобно всадникам Апокалипсиса, однако невозможно отрицать странные действия этого воинства, и, в результате, его нелепую, глупую кончину.
Выступившие в поход против сильнейшей сарацинской армии, – армии, в которую входили представители десятков яростных воинственных народов, – солдаты Петра были почти безоружными и не имели понятия, как надо сражаться, какие существуют способы ведения боя, как правильно осаждать крепость, – и о многом другом, без чего нельзя добиться победы. Да что там, воинское искусство, – они не позаботились о самых простых вещах: о припасах для долгого пути, да, собственно, и направления этого пути толком не знали! Предводителями одного из отрядов, как мне рассказывали, были гусь и коза, которые шли перед воинством и указывали ему путь к Иерусалиму. По мнению крестьян, эти животные были проникнуты божественным духом и лучше любого рыцаря или монаха могли указать верную дорогу к Святому Гробу.
Как ни странно, армия Петра добралась всё-таки до Константинополя, дабы переправиться далее на земли сарацин, и я готов был бы поверить, что её привёл туда Господь, если бы не финал этой истории, в котором нет ничего божественного.
Византийский император уговаривал Петра подождать, пока подойдет наше, основное войско, ибо плохо вооруженная толпа не в состоянии сражаться с сарацинами. Но Пётр не желал ждать: выражая свою волю и волю своих воинов, он попросил поскорее переправить их на азиатский берег и позволить вступить в борьбу с врагами креста Христова. Что оставалось делать императору? Он внял словам Петра и предоставил ему корабли для переправы.
Очутившись на берегу, который почти сплошь был занят неприятелем, солдаты Петра вели себя с поразительной беспечностью. Кое-как устроив лагерь, они разбрелись по окрестностям, разоряя деревни и небольшие городки… Да, да, святой отец, это сущая правда, что подтвердил никто иной, как Пётр Пустынник! Он увещевал свое воинство образумиться, но то ли его святость померкла, то ли их греховность возросла, – его не слушали. Тогда, потеряв терпение, он отправился назад в Константинополь, чтобы там ожидать прихода настоящей армии, как и советовал ему император, – правда, тот не советовал Петру бросать христиан, пришедших освобождать Святую землю.
Можно ли бросить тех, кто верит вам, кто пошел за вами, кто отдал всё что имел и саму свою жизнь в ваши руки? Ученик, предавший своего учителя, достоин осуждения, но как мы назовем учителя, предавшего своих учеников?..
Участь оставшихся без надзора, неумелых воинов Петра была предрешена. Снова приведу свидетельство очевидца. Через некоторое время в лагере распространился слух, что одна из сарацинских крепостей взята: как выяснилось позже, этот слух был ложным, его специально распустили лазутчики сарацин, однако никто из воинства Христова не удосужился проверить полученные известия. Все пожелали участвовать в добыче и без всякого порядка, без разведки и охранения отправились к якобы захваченной цитадели. Путь лежал по гористой местности, где сильный отряд неприятеля устроил засаду по всем правилам воинского искусства: вначале ничего не подозревавшие христиане попали под меткие стрелы лучников, а затем были атакованы превосходной сарацинской конницей.
Разгром был полный. Двадцать или тридцать тысяч христиан пало здесь же, на поле битвы, десятки тысяч попали в плен, и лишь немногим удалось вырваться из кровавого ада и проложить себе путь к побережью, где они были подобраны византийскими кораблями и вывезены в Константинополь. Но таких счастливцев было очень мало – менее трех тысяч; все остальные нашли на азиатском берегу собственную гибель.
А Пётр Пустынник благополучно дождался в Константинополе нашего войска и впоследствии сопровождал нас, где-то в обозе. Когда через пару лет сарацинам удалось осадить одну из отвоеванных нами крепостей, там был и Пётр. В крепости настал такой голод, что многие спускались на верёвках со стен и уходили в степь. В числе беглецов оказался Пётр, – тогда-то я увидел его в третий и последний раз. Его подобрали в поле воины из отряда, в котором я сражался, и привели к графу, нашему командиру.
Пётр был всё такой же оборванный и грязный, как в первый раз, когда я его увидел. Он продолжал бормотать что-то несусветное, потрясая кулаками и вздымая глаза к небесам. Впрочем, он довольно-таки связно потребовал, чтобы его немедленно отпустили на родину, дали провожатых и провизию в дорогу. Наш граф отказался это сделать и отослал его в обоз. Больше я Петра не встречал; слышал, что после взятия Иерусалима он вернулся домой, основал какой-то монастырь, в котором, кажется, и умер.
– Вот таким был ваш любимец, святой отец. Что вы теперь скажите? – Робер взглянул на отца Фредегариуса.
– Нам не дано понять замыслы Божьи. Если Господь избрал своим орудием Петра, значит, для этого были причины, – твёрдо отвечал монах.
– В этом я не сомневаюсь, на всё воля Божья, – Робер осенил себя крестом. – Только я не понимаю, зачем было губить столько людей, среди которых были, ведь, не только негодяи и преступники, а немало добрых честных христиан. Я не могу поверить, чтобы Бог восхотел убить их, поэтому предполагаю вмешательство Князя Тьмы. Если считать, что Пётр был его орудием, тогда всё встает на свои места.
– Церковь придерживается на сей счет другого мнения, – не сдавался монах.
ebooksa