– Каждый мой герой – это я, – ответил Мариус совершенно серьёзно. – Я Дева Мария, я Иосиф, я апостолы, я Иисус и я Иуда, прости Господи! Я должен стать каждым из них, чтобы понять, какие они, и написать правдиво. Иной раз я настолько вхожу в образ, что действительно становлюсь тем, кого изображаю: вот сейчас мне кажется, что это я кормлю своё дитя: посмотри, мои соски не набухли, из них не сочится молоко? – он шутливо обнажил грудь.
– Дай попробую, – она прильнула губами к его соскам. – Молока нет, но они очень чувствительные; как напряглись!
– Не искушай меня, – взмолился он. – Погоди, руки помою, они в краске…
…Когда он писал сцену ухода Иисуса из отчего дома, Инесса была печальна.
– Отчего ты грустна? – спросил Мариус.
– Мне жалко Марию, – вздохнула Инесса. – Какая она несчастная – расстаться с тем, кого любишь больше всех, зная, что его ждёт ужасная судьба! Нет ничего хуже для женщины, чем это.
– «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесет много плода», – ответил Мариус.
– Это верно! – Инесса осенила себя крестом. – Но мне всё равно жалко её; я бы так не смогла… Мы никогда не расстанемся, – никогда? Скажи мне ещё и ещё!
– Никогда! Верь мне, – он неловко обнял её, стараясь не испачкать краской.
– Иди ко мне! – прошептала она…
Игнацио приехал домой в прекрасном расположении духа. За столом он хвастался, какое удачное дельце ему удалось провернуть, и Мариус решил, что настал благоприятный момент для объяснения. Дождавшись, когда Игнацио, сытый и довольный, зашёл в алтарную комнату, чтобы посмотреть, как продвигается работа, Мариус сказал:
– По-моему, лучше всего у меня вышли семейные сцены. Семья – великая вещь, вы не находите?
– Это ясно, как день, – кивнул Игнацио. – Говорят, мой дом – моя крепость, а я скажу: моя крепость – моя семья… Эх, что за напасть мне с дочерью! Оно бы, конечно, радоваться надо, что Инесса решила посвятить себя Богу, однако она у меня одна: уйдёт в монастырь и некому будет скрасить мою старость. А мы-то с женой о внуках мечтали!
– А если не уйдёт? – загадочно произнёс Мариус.
– То есть как? Она, что, передумала? – Игнацио недоверчиво посмотрел на него.
– Пока вас не было, многое переменилось, – уклончиво ответил Мариус, а потом, набравшись духу, выпалил: – Мы с Инессой полюбили друг друга; мы хотим обвенчаться и просим вашего благословения.
– Что?! – Игнацио открыл рот и выпучил глаза. – Когда же вы успели?
Мариус улыбнулся и пожал плечами:
– Любовь приходит в одно мгновение.
– Негодяй! – закричал Игнацио. – Да как ты посмел?! И ты ещё просишь моего благословения, наглец! Уж лучше пусть уходит в монастырь, чем будет твоей женой!