Вспоминая свою прекрасную возлюбленную, Генрих вновь захотел к ней. Остановив доклад Рони, он сказал:
– Вы говорите, народ не хочет платить подати? Правильно делает! Если бы он выразил стремление расстаться со своими денежками, я бы решил, что народ сошел с ума.
– Но, сир…
– Черт возьми, я тоже не хочу делиться с кем бы то ни было своими деньгами, а вы разве хотите?
– Но, сир…
– Даже если мы сможем когда-нибудь обеспечить роскошную жизнь нашим подданным, то и тогда они будут ворчать, выплачивая налоги, а мы, заметьте, пока еще очень далеки от роскошной жизни.
– Но, сир…
– Подати! После их выплаты остаются плохая еда, старая одежда, убогий дом. Планы, которым не суждено сбыться, отнятый запас на черный день – вот что такое подати!
– Но, сир…
– Вот что, мой любезный Рони, подготовьте мне проект об уменьшении податей и об отмене некоторых из них!
– Вы, должно быть, шутите, сир! На что же будет существовать государство, чем мы покроем расходы? – возопил покрасневший от негодования министр.
– А помните, вы говорили, что откупщики обманывают казну? Как я понимаю, они прибрали к рукам самых лучших коровок из государственного стада и выдаивают их до последней капельки.
– Но, сир, мы же не можем…
– Что если мы убедительно попросим их делить надой по справедливости? Подумайте, какие доводы мы можем привести, чтобы они не смогли отказаться, кроме того очевидного факта, что нельзя же доводить корову до полного истощения!
– Хорошо, сир, я продумаю проект постановления, – Рони почтительно поклонился.
Король проводил его до двери, что было высокой честью. Он ценил этого человека: хотя тот был ещё очень молод, но умен, рассудителен и прекрасно разбирался в государственных делах. Правда, характер его не отличался приятностью: Рони был не по годам ворчлив, зануден и высокомерен. Но кто из людей совершенен?..
Отпустив министра, Генрих пошёл к своей возлюбленной. Его управляющий передал ему большую сапфировую брошь на золотой цепочке; Генрих спрятал брошь за манжету камзола, взял у слуги поднос с завтраком и вошел в покои юной красавицы. Она только что проснулась и еще не успела одеться. В одной тонкой сорочке стояла она перед зеркалом, а служанка протирала влажной ароматической губкой её лицо, руки и шею. Генрих поставил поднос на стол, нетерпеливым жестом отослал служанку, подошёл к своей возлюбленной и спустил сорочку с её плеч, так что она упала к ногам красавицы.
– Ах, сир! – воскликнула дама, закрываясь руками. Генрих достал из-за манжеты цепочку с брошью и одел ей на шею.
– Это мне? Боже мой, какая красота! – выдохнула его возлюбленная и взяла брошь, чтобы лучше рассмотреть, открыв, таким образом, тайны своего обнажённого тела.