Мари Катрин снова посмотрела на пламя. И заговорила – низким, странным, словно чужим голосом. Пламя свечи замерцало, а мне стало холодно.
– Ты уехала далеко от дома и отправишься еще дальше. – Она снова посмотрела на меня. –
– Сам… ком… па?..
Мари нахмурилась.
– Одна. Но все же… – Она медленно помахала рукой перед пламенем. Оно не дрогнуло. Мари откинулась на спинку кресла, обессиленно опустив руки на колени. Мои вопросы горохом посыпались изо рта. А ответы я получила, когда пришло время.
«У меня будет мужчина?»
Нед. Маккалох.
«Муж?»
Да, сказала она. И был Джеймс.
«А дети будут?»
«Да, но не все они будут твоими». Тогда я не понимала, что Мари Катрин имеет в виду. До меня дошло лишь много позже. Она сказала о четырех сыновьях и двух дочерях. Но с годами и потерями я забыла. А что сейчас?
Четыре сына. Илай, Седрах, Эдуард и Александр.
«Но не все они будут твоими».
Две дочери. Ангелочек, чья могила много лет смотрела на дюны и море, и эта пока еще безымянная девочка на моих руках. Мари Катрин тогда взяла меня за руку теплыми ладонями, твердыми пальцами.
– Слушай и запоминай, Мэри. В мире существуют места, где туман времени редеет, где то, что есть, и то, что будет, пересекаются, а ничего не подозревающий путник может пройти через невидимую дверь и оказаться в чужой стране. Но ты не бойся.
Дочь указала мне путь в чужую страну, в будущее. У меня не осталось иного выхода, кроме как уйти.
По сравнению со мной девочка была светлой. А волосы – почти черными. Я заметила в них рыжие и золотистые блики, яркие, словно отблески солнечного света. Глаза отцовские, цвета темного меда и виски, которое он так любил. Теплые и искренние. Лобик напомнил мне мой собственный, а нос, длинный и тонкий, навел на мысль о материнском лице с его темно-медными рельефными скулами и… Мое сердце замерло, словно наткнувшись на препятствие. Воспоминание о лице матери растворилось в тумане теней и мгле времени.
Забвение. Оно накрыло меня серой пеленой, как набегающая волна, как порывы ветра, служащие предвестниками бури. Ферма Маккалоха, насмешки Нини, солдаты в красных мундирах, Джеймс… мой любимый Джеймс и сладкая мягкость шейки младенца Илая, Цезарь, мой спаситель, белые паруса, такие красивые и смертоносные, дверь, откуда нет возврата, голос отца, лицо матери… Лица, истории, места исчезли, скрылись за стеной забвения, куда мне больше не было хода.
Когда я переехала сюда, в этот Огайо, забвение подкрадывалось ко мне, каждый день забирая у меня по одному крохотному воспоминанию, оставляя мне новое, которое всегда было менее ценным, чем отнятое. Мой разум крутился в поисках лиц, голосов, ручьев и запахов моих прошлых жизней и людей, сопровождавших меня тогда. Чем дольше я оставалась в этом месте, в этой Америке, тем отчаяннее боролась, стараясь сохранить в памяти, через что мне довелось пройти и откуда меня привезли сюда. Поначалу это был способ выжить, сохранить рядом мать, отца, сестер и братьев, сохранить живыми их всех, а особенно Джери. Но шли дни, недели, годы, и воспоминания растворялись. В темноте вечеров, в одиночестве мой разум пытался путешествовать в прошлое и натыкался на стену из ничего. Существовали ли еще те места, дома, земли? Неужели темные воды поглотили мир, из которого я пришла? Неужели мои сестры превратились в старух, приглядывающих за внуками, а братья – в деревенских старост?
Благословенна та, кто помнит, когда все забыли.