Дочка рассмеялась. Мужчина тоже засмеялся в ответ. И у меня перехватило дыхание.
Смех был грудным, мягким и теплым. И прозвучал до странности успокаивающе и знакомо. Сердце сжалось. Я прищурилась, когда они подошли ближе. И пожалела, что отказалась от подарка Александра, который хотел купить мне эту модную безделушку – очки. Мужчина остановился у подножия холма, а Трехцветка двинулась дальше.
– Мама, – сказала она, и ее красивое лицо засияло в теплом солнечном свете. – Я хочу познакомить тебя кое с кем. Он проделал долгий путь из Техаса, чтобы увидеть нас. А точнее, тебя. – И глянула через плечо. – Вот, мама, это преподобный Холланд. Э-э-э… преподобный, это моя мать, Мариам Присцилла Грейс. Мы ее зовем мама Грейс.
Мужчина поднялся по дорожке и остановился, крутя шляпу в руках. Затем низко поклонился и улыбнулся.
– Миссис Грейс, мэм, для меня большая честь познакомиться с вами. – Голос его оказался глубоким и бархатистым, и его вибрации пульсировали в ласковом воздухе позднего лета. У меня вдруг волосы на затылке встали дыбом. Я уже слышала этот голос раньше, когда-то давным-давно. Вибрации взвихрились вокруг меня, и воздух потяжелел, словно приближалась гроза.
– Преподобный, – медленно произнесла я. – Дочь сказала, ты приехал издалека. Наверняка ведь устал. Сядь и поведай нам о своем путешествии. Трехцветка, принеси преподобному… Холланду, чего-нибудь холодненького… попить.
Дочь усмехнулась и ушла, шурша юбками.
– Не позволяйте ей вас запугивать, преподобный Холланд. Маме нравится делать это теперь, когда она достигла возраста жены Мафусаила.
Я не особо разбиралась в Библии белых, но некоторые истории знала, в том числе историю Мафусаила.
– Жена Мафусаила умерла молодой! – крикнула я дочери вслед. – И вообще, покажите мне женщину, которая вытерпит мужчину девятьсот лет и не захочет удрать от него в могилу!
Смех Трехцветки и Ники наполнил летний воздух.
– И откуда ты приехал? – Я внимательно смотрела на сидевшего напротив молодого человека с таким знакомым лицом, знакомым голосом и знакомым смехом.
– Из Адамса, штат Техас, мэм, – ответил преподобный. – Это маленький городок, а по правде говоря, просто местечко у дороги. Недалеко от границы с Луизианой. Вы там бывали?
– Нет, голубчик, – отозвалась я и задала ему еще один вопрос.
А потом еще. И, признаться, делала это только для того, чтобы услышать звук его голоса. Словно у меня на руке был ожог, а его голос был бальзамом, который успокаивал боль.
– Расскажи мне о своих предках, – попросила я.
– Прошу, преподобный Холланд, – прервал меня голос Трехцветки. Ники принес с крыльца небольшой столик и пристроил прямо на землю рядом со мной. Трехцветка поставила на него поднос со стаканами, печеньем (ванильным, которое я люблю) и кувшином такого холодного чая, что стенки запотели. Потом налила мне стакан.
– Это тебе, мама, – и, улыбнувшись, протянула такой же преподобному Холланду. – Надеюсь, мама не забрасывает вас вопросами. Ей нравится, когда ее считают кроткой и мягкой.
Я почувствовала на предплечье теплую ладонь дочери.
– Но это не так. Она неистовая.