Лемюэль говорил, что женщина какое-то время работала на одной из ферм Нэша, а потом просто исчезла: сбежала, умерла или ее продали, он забыл. Просто помнил, что она была красивой. И странной. Неистовой, дикой. Если Лемюэль и знал, кто отец ее сына, то забыл и это. Но одно знал точно: она никогда не давала своему мальчику имени, даже отдаленно похожего на Иеремию. Его нарекли на языке народа матери. Хотелось бы мне познакомиться с ней. Интересно, что бы она подумала, если бы увидела своего мальчика сейчас.
– Она была язычницей. Отъявленной. И не ведала Иисуса. Я молюсь за ее душу, – рявкнул Иеремия, его лицо, голос и слова были резкими и злыми. Он указал на мои шкафы, полки которых прогибались под тяжестью отваров, настоев и трав. – Так же, как молюсь за твою.
– Не нуждаюсь в твоих молитвах.
Он ахнул и пробормотал:
– Прости ее, Господи, ибо не ведает, что творит. Она просто язычница…
– Я повитуха и лекарка, ухаживаю за матерями, младенцами и недужными, независимо от того, христиане они, язычники или еще кто. И ведаю… то, что ведаю. Что перешло ко мне еще до того, как мы с тобой родились.
– Ты делаешь дьявольскую работу, – прошипел Иеремия. – Что ты сотворила с Неттой…
Так вот в чем дело!
Вот уж точно, что правда лежит, а кривда бежит. Ложь всегда разносится быстро. А правда на подъем тяжела.
Я приказала себе не смотреть на Иеремию, не хватать его за руку и не пытаться ее вывернуть. Не плескать горячей водой в скривившееся лицо. Разговоры пошли с тех пор, как я однажды утром вернулась с одной из ферм Маккея, а болтать начала, вероятно, Бекки, слишком юная, чтобы в чем-то разбираться. Я ее не винила. Она не поняла, что именно увидела, но попыталась домыслить. И ошиблась. А я… я не стала объяснять. Потому что хорошо запомнила урок Мари Катрин, который та вдолбила мне в голову: «Никогда не рассказывай всего, что знаешь».
В то утро моя большая соломенная корзина сильно полегчала, потому что почти все ее содержимое я израсходовала на Нетту. Но те роды слишком затянулись, и я уже не могла ничего сделать.
Семь детей за пять лет! Маккей использовал женщину как производительницу, а когда у мужчин, с которыми он ее «скрещивал», не получалось произвести столько детей или так быстро, как ему хотелось, Маккей делал это сам. И это убивало Нетту, постепенно вытягивая из нее жизненные соки. Четверо вышли из ее утробы до моего появления здесь, один – уже при мне – едва выжил и оставался болезненным. Близнецы, посиневшие и тихие, словно несбывшиеся желания, родились до срока мертвыми, потому что Нетта забеременела ими, не отдохнув от предыдущих родов. Я помогла бедняжке вытолкнуть их, затем обмыла и одела для похорон – работа, которая всегда сокрушает мне сердце. И вот седьмой.
Запах крови не похож ни на что иное. Кровь пахнет железом. Я учуяла ее еще до того, как открыла дверь в хижину, учуяла, еще идя по улице. Собаки тоже учуяли, они нервничали, лаяли и выли, бегая взад-вперед. Слышно было, как лошади Маккея в сарае фыркали, храпели и стонали, будто хотели выбраться и убежать. В воздухе словно дым стоял. Этот темный сильный запах поведал мне историю, которую я вовсе не хотела слышать. Но у меня не было выбора. Я знала, что увижу, еще до того, как открыла дверь.
Малышка Бекки и Элвина, которые присматривали за Неттой, повернулись и посмотрели на меня, их лица потемнели, а в глазах плескался ужас. Бекки открыла рот, но не издала ни звука. Я медленно отвела взгляд от ее лица и посмотрела на Элвину, чьи щеки были мокрыми от слез, затем на Нетту с раздвинутыми ногами и раздутым, свернутым набок животом. Лицо ее было искажено болью, ужасом и…
– Она такая уже пять часов, может, шесть, – хрипло произнесла Элвина. Ее руки были в крови по локти.
– Бек, принеси мне еще воды, теперь горячей, и тряпок. – Я быстро подошла к Нетте и пощупала лоб (не горячий, лихорадки нет), а затем осмотрела ее. Потом вытащила из сумки флакон и протянула Бекки. – Залей кипятком в чашке и принеси мне. Быстрей, быстрей. Элвина, давай-ка вместе… – Мы осторожно приподняли Нетту и подложили под спину подушку, чтоб ей было легче дышать. Я сменила одеяло: оно было с обеих сторон пропитано кровью, и ополоснула лицо и лоб Нетты прохладной водой.
Женщина застонала. Кровь вытекала из нее медленно, но не переставая. Сердце заколотилось у меня в горле. Я наклонилась к ее уху.
– Нетта, что ты сделала?
Ее темные глаза встретились с моими. В них не было сожаления. Только боль и… удовлетворение, торжество.
Меня затошнило.
ebooksa