Его губы коснулись моей макушки, и я почувствовала их даже через повязку на голове. Он взял мою руку, перевернул ее и поцеловал ладонь.
– Что тебя так взволновало, Мариам? Откуда печаль? Уходишь молчком, прячешься… тут.
Из меня потоком хлынули слова: что сказала госпожа Роберт, чем до нее угрожал Дарфи. Я поведала Джеймсу, какие, по моему мнению, записи Роберт Нэш вел в своей книге в толстом кожаном переплете. Челюсть у него напряглась, губы стянулись в ниточку. Я все говорила и говорила, пока не начала повторяться и не расплакалась, размышляя обо всем этом. Поперхнулась и смолкла. Утерла глаза, высморкалась. И ждала, пока Джеймс заговорит. Прислушивалась к птицам, к плеску рыбы, пытавшейся изловить водяного жука, к шороху волн, набегающих на берег, к шелесту листьев, который производила скакавшая туда-сюда крохотная птичка размером с большой палец. Ждала. Джеймс молчал.
Он умеет слушать так, как даже мне не всегда удается. Никогда не перебивает, не лезет со своими высказываниями. Ждет, пока я сделаю вдох, другой, третий. Смотрит мне в лицо, пока я говорю, ловит мой взгляд, иногда даже берет за руку. Но сам молчит, пока я не выскажусь. Он слушает так, будто важнее моих слов для него в жизни ничего нет.
– Хьюз. Он ведь с Белянкой Энни… – Джеймс наморщил лоб и заговорил так медленно, будто обдумывал каждое слово. – Мастер Томас пытался свести меня с ней. Давным-давно, сразу после смерти Аррабет, но…
Он смолк. Понятно: ему тяжело, да и всегда будет тяжело думать о жене, произносить ее имя.
– Но я знал, что Энни меня не хочет. Сказал об этом мастеру, и он не стал настаивать: «Хорошо, Джеймс, значит, подберем тебе другую какую-нибудь». – И Джеймс глубоко вздохнул. – А потом я узнал, что они с Хьюзом перепрыгнули через метлу в присутствии преподобного Иеремии, а потом родилась Кэти, а позже и маленький Бари. – Морщины на его лбу стали глубже. – Мастер Томас ведь знает, что Хьюз с Белянкой Энни. Чего же он…
– Он поступает так, потому что может. Знает, что у Хьюза с Энни за пять лет родилось двое детей, а больше-то нет. Во всяком случае… пока. Должно быть, Томас Нэш решил, что Белянка Энни больше не хочет рожать, и решил попытать удачи с другой. Потому что до Кэти у Белянки Энни вообще не было детей, а Кэти и пяти не исполнилось, как появился Бари. Сейчас мальчику около двух, он все еще сосет грудь, а Белянка Энни, скорее всего, просто не хочет беременеть так скоро.
При моих словах челюсти Джеймса сжались сильнее.
И тут мне в голову пришла мысль.
– Он… Томас Нэш пытался познакомить тебя с другой женщиной, кроме Энни?
Джеймс улыбнулся.
– Да. С Марией, пока Раутт не продал ее, когда обанкротился. Еще с Артемидой, но она…
Теперь была моя очередь улыбаться. Артемида живет в пяти милях вверх по ручью на ферме Донована Килпатрика. Самая красивая женщина из всех, кого я видела где бы то ни было: за темными водами, на Карибах или здесь. Она дочь индейца крик и женщины
– Злая, как черная мамба, – заметила я.
Джеймс кивнул.
– Точно. Двое ее последних детей больше похожи на мастера Донована, чем на любого другого мужчину с его плантации. А она хорошая прядильщица и швея, так что он с ней не расстанется. Идея улетучилась, как струйка дыма.
– Раз мастер Роберт намерен свести меня с Хьюзом, Томас Нэш, видать, думает свести тебя с кем-нибудь еще.
По выражению лица Джеймса было видно, что он согласен.
– Только я не хочу быть с Хьюзом.