Город Манаан был оживлённым центром торговли и ремёсел. Обычно здесь было полно рабочих, моряков, торговцев, ремесленников и крестьян из близлежащих деревень. Не было ничего необычного в том, что когда по улицам маршировала Сорок седьмая центурия иностранного корпуса под командованием штаб-сержанта Брогана, собралась целая толпа. Что действительно меня удивило, так это то, как холодно встретили моих легионеров. На улицах, по которым шагали бойцы, призванные защитить горожан, собравшаяся толпа встретила ропотом и недовольными взглядами. Горожане, стоящие по обе стороны дороги, тихо обсуждали прибытие военной силы.
— Они пришли, чтобы отнять у нас последнее, — раздавались голоса в толпе. — Зачем им нужно было сюда являться?
— Мы и так справляемся, — добавляли другие, наблюдая за легионерами с настороженностью. — Они хотят устроить облавы на рабочих, участвовавших в забастовке?
— Что нас ждёт? Будут аресты?
— Ввели в Манаан уже вторую центурию. Боятся нас!
— Убирайтесь обратно в Аркадон! И Кира Кровавого заберите!
В целом, легионеры платили горожанам той же монетою. Отвечать из них никто не стал, получив нагоняй от Брогана, но смотрели хмуро, хоть двигалась уверенно и слаженно.
Всё это я узнал от штаб-сержанта, когда он мне давал отчёт, в тот момент осознал, что вернуть доверие местных жителей будет совсем непросто. Наладить же отношения с горожанами было необходимо. Как надолго нас передислоцировали сюда, было неясно.
— Мы привезли тела парней, сопровождавших вас, офицер, — закончил он свой доклад. — Что прикажете с ними делать?
— Нужно устроить похороны по местным обычаям.
— Считайте, что уже сделано, офицер.
Церемония состоялись на окраине города в небольшой роще, уже следующим утром. День выдался хмурым. Накрапывал моросящий дождь. Два десятка мужчин и женщин готовились к погребению своих павших товарищей.
Земля, разрытая для свежих могил, казалась открытой раной на теле Единства. Звук боевого рога, пронзительно и гордо, разнёсся далеко за пределы рощи, как последний скорбный вопль о павших героях.
Легионеры стояли в строгих рядах, их лица были суровы, как каменные изваяния. Шлемы с символом легиона «Мёртвый Единорог», аккуратно установленные на могильные камни, символизировали их жертву и преданность.
Для меня это была личная церемония не только потому, что это были первые мои потери в Единстве как командира, но и из-за того, что вместе с легионерами хоронили моих сослуживцев. Поразмыслив, я решил, что лежать в земле вместе с моими легионерами Рыцарям Титана будет не зазорно. По памяти прочёл православную молитву над усопшими и пожелал земли пухом, мыслено прощаясь со всеми.
Обернувшись, увидел её. Невысокая, даже миниатюрная, ухоженная блондинка. Золотистая кожа, острый подбородок, высокие скулы, из нарочито небрежной причёски торчат острые кончики ушей, экзотический разрез глаз.
Пипа ван дер Джарн также сочла возможным появиться на церемонии. Но сделала это без шума и помпы. В Погребальную рощу её привёз один кучер. Её белые меха, контрастировали с полумраком, царящем в роще. Это бы раздражало меня, если бы не её скорбное выражение лица. Она подошла к могилам и, остановившись, опустила голову, как будто вознося молитву. Её присутствие было неожиданным, но весомым, как камень, брошенный в тихую гладь озера.
После завершения церемонии, в стороне от остальных я и Пипа обменялись взглядами. Я был офицером, потому и заговорил первым:
— Спасибо, что пришли, Пипа. Это много значит для всех нас, особенно для меня.
Она, подняв взгляд, мягко ответила: