Единственное число любви

— Сижу, как видишь. — Мне совсем не хотелось посвящать странного незнакомца в цель своего появления здесь.

— Зачем ты так? — укоризненно произнес он. — Может быть, я тебя-то давно и жду. Только собака не та.

— Что значит «не та»? — удивилась я. — А какая должна быть «та»? И к тому же твоей сучонке мой красавец откровенно нравится.

Юноша вспыхнул, отчего его бледное лицо стало совсем фарфоровым.

— Сучонка… — пробормотал он. — Да такой собаки… Она такая полазистая, что… Да он сам третий день… Ах, что там! Я и говорю, что собака меня смущает. Если бы был… хоть сеттер, что ли…

— Сеттер?! — Подобные познания в деревенском мальчике настораживали, не говоря уже об упоминании именно сеттера. Густой мед глаз дель Донго проплыл где-то у самого горизонта. — При чем здесь сеттер?

— Да при том же. Но если это все-таки ты… Пойдем, что ж так сидеть, холодно.

Муругая собака уже вовсю подталкивала Амура то плечом, то бедром, а я, как заколдованная, пошла за парнем, который даже не соизволил обернуться.

Через несколько минут мы оказались в лесу, хотя стало светлее. Поднявшись по едва видным под снегом каменным ступеням, которые одним прыжком перескочил мой провожатый, я увидела облупленный домик в три окна. Остановившись у двери и неожиданно совсем по-пушкински откинув руку, юноша сказал:

— И кажется, что жизнь должна протекать в величавом покое, в достойных занятиях, В невозмутимой тишине, вдали от нужды, распрей и суеты.

Но я, понимая, что одиночество и весна продолжают отнимать у меня все, чем образованный человек обороняется от непознаваемой и страшной силы приоткрывшейся на миг другой стороны природы, усилием воли улыбнулась и спросила тоном взрослой тетки, обращающейся к неразумному дитяти:

— И что же это за домик? Ты здесь играешь?

— Нет. А дом… Это единственное, что осталось — бывший дом садовника и…

Стало слышно, как солнце крадется по деревьям и как под снегом быстро-быстро стучит толчками сок пробуждающихся первых цветов.

— А ты, случайно… не сын Гавриила… Гавриила Петровича?

— Какого Гавриила Петровича? Нет. И садовника звали совсем иначе. Впрочем, их много… Было много.

— И у тебя нет средневековой одежды?

— Зачем?

— Тогда скажи, как тебя зовут.

— Поспешность, как известно, дело дьявола, — сурово ответствовал юноша. — И всему есть свое время. Ведь я же не спрашиваю, как зовут тебя. Я просто верю.