Тень Галена

Какое-то время я исполнял роль секретаря, определяя что стоит внимания моего учителя, а что может и подождать, но через несколько недель Гален утомился от бесконечной череды пациентов и мы отправились загород. До вступления в почетную роль работы архиатром при верховном жреце оставалась еще пара месяцев и врач решил уделить его дому, трактатам и виноградникам, настраиваясь и накапливая силы.

Поместьем управлял пожилой вольноотпущенник Филоник – мудрый и очень мягкий человек, крепко, однако, умеющий держать хозяйство. Через несколько лет, после того как Гален похоронил отца и отправился в свою образовательную одиссею, его мать забеременела от случайного любовника, а в родах умерла, вместе с младенцем. С тех пор Филоник следил за всем хозяйством, все эти годы аккуратно присылая Галену деньги, вырученные от ренты земель и угодий. Вольноотпущенником его сделал еще Никон, доверяя ему как самому себе. И годы доказали, что он не ошибся.

Гален рассказал мне о матери лишь раз и настоятельно попросил никогда больше не приближаться к теме своей семьи, потому как каждый из его родителей вызывал в душе врача слишком сильную бурю чувств. Отец в его воспоминаниях удостаивался наивысших любви и почтения, а мать – холодного презрения. Провалившись с расспросами о его прошлом в яму неловкости, я попытался вывести заметно потускневшего Галена на другие мысли и мне вспомнился день нашего знакомства.

– Гален, я давно хотел спросить тебя, если позволишь.

– Да, Квинт?

– Именно! А кто такой Квинт, которого ты искал?

На секунду Гален задумался, потом улыбнулся и, наконец, взглянув на меня громко рассмеялся, закинув голову.

– Отличный вопрос! Ты мастер своевременности! Кем был тот, кого я искал? Врачом конечно…

– Гиппократиком? – я уточнил, помня о невероятной любви Галена к корпусу трудов отца-основателя медицины с острова Кос.

– И да и нет, вздохнул Гален. – Он был лучшим в этом столетии. Ученик Маринуса – от него он взял лучшие анатомические знания, но не остановился на них и попробовал создать свою систему. Отличную от эмпириков, догматиков и методистов – он пополнял свои знания в области лекарств и симптомов. У него были ученики – Лик Македонский, часть работ которого я обобщил, но он, в целом, был посредственным анатомом. И Нумезиан, у которого, как ты помнишь, я учился на Коринфе – этот был получше, но в основном разбирался в лекарственных травах, а не в анатомии. И только Квинт смог охватить все…Но ничего, совсем ничего не записать! Представляешь?

– Это обидно, – согласился я.

– В попытках найти всех учеников Квинта, в Александрии я разыскал Гераклиона, сына Нумезиана – старый учитель говорил мне, что отдал практически все написанные труды, прежде чем умер. Это были те самые записи лекций великого Квинта. Но что же ты думаешь? Оказалось, что у постели умирающего отца, который уже не имел сил подняться, Гераклион сжег их все и пожелал, чтобы память о Нумезиане исчезла в веках!

– Но как же так? – я даже вздрогнул от неожиданности, – за что он так сильно ненавидел отца?

– Все просто, процедил сквозь зубы Гален. В наследство Гераклиону остались кодексы и свитки Нумезиана. Вся мудрость Квинта и его предшественников, обобщенная в нескольких томах. Но вот его брату… Его брату досталось все остальное. В такие моменты я рад, что у меня нет братьев.

В дверь таблинума, где мы сидели за беседой, постучали. Когда Гален пригласил неожиданных гостей пройти – на пороге появился смущенный Киар, а сзади него, с укоризненным видом, стоял Филоник.

– Этот наглец вздумал бегать по рабыням, господин! Залез в соседское поместье и якшается там с одной помощницей кухарки – молодой девкой из каких-то северных краев. Может даже и тех же, откуда он сам. Сегодня с утра явился, представь только, перепрыгнул через забор и засел в кустах, прячась от меня! А когда я отправился поймать его с поличным – он попытался влезть на дерево и спрятаться в густой кроне, но я поймал паршивца за лодыжку! Что скажут люди, если увидят? – глаза управляющего пылали праведным гневом.

Гален попробовал нацепить на лицо выражение строгости, но я видел, что внимательно выслушав старика он сейчас с трудом сдерживается, чтобы не расхохотаться.

– Нога, стало быть, совсем зажила, не так ли, Киар? – Гален иронично уточнил у молодого кельта.

Он стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. Широкий, плечистый, торс под туникой был крепок, а светлые прямые волосы, не мытые несколько дней, взъерошены ночными похождениями. Киар здорово отъелся за прошедшие с ужасного рудника месяцы.

– Да, господин. Спасибо, господин, вы спасли меня! – Киар смущенно покраснел.