– Хочешь ли ты отплатить мне за доброту тем, что соседи станут говорить – Гален плохо управляется со своими рабами?
– Нет, господин, никогда, господин.
– Перестань называть меня так через каждое слово! Как продвигаются его уроки, Филоник? Он учит новые слова?
– Он…ну, скажем, делает некоторые успехи. Но, надо сказать, куда большему он учится, что делает его речь беднее, у окружающих рабов. И рабынь – веско добавил старый управляющий.
– Не приносит плодов осенью дерево, что не цвело весной – помнишь ли ты о Телемахе, Филоник?
Управляющий растерянно пожал плечами.
Ну как же – юноша Телемах, искушаемый Венерой, воспитывается строгой Минервой, что приняла вид старца Ментора[6]…– продолжал Гален.
Филоник слушал, вспоминал и улыбка его становилась все шире. Он громко рассмеялся.
– Ну вот – бери пример с Ментора! А вообще, просто нагружай парня днем как следует – закончил мысль Гален. – Взгляни только, да он же силен как бык! Глядишь, ночью сил то и поменьше будет – врач усмехнулся.
– Это вряд ли, – шепнул он мне, так что ни Киар ни Филоник не слышали. – Он залезает на территорию Иоанниса? – голос Галена прозвучал уже строже.
Филоник кивнул.
– Будь аккуратен, Киар. Дело твое, но я знаю Иоанниса со времен, когда мой отец брал меня на переговоры. Тогда они сотрудничали по строительству. Иоаннис украл несметное число материалов, а в прошлом был нечистым на руку военным снабженцем. Я помню сам, да и отец рассказывал, что он всегда был жесток. Несколько раз я видел, как он калечил своих рабов, а мой отец, втайне, пытался им помочь.
Филоник покачал головой. Старик, проживший в поместье почти всю свою жизнь, знал это не хуже Галена и искренне волновался за своего нового питомца. Своей смышленостью и благодарной добротой он уже стал ему по-своему дорог. Слишком только был молод. Слишком бросался в глаза окружающих своей северной, необычной внешностью. Один глаз цвета морской волны. Другой – голубой.
***
Прежде чем допустить меня до пациентов, Гален обязал меня заучить клятву, авторство которой приписывали Гиппократу. Она не была обязательной, но в среде образованных греческих врачей хорошим тоном считалось произнести ее перед учителем, прежде чем браться за лечение людей. Много лет прославляя труды этого целителя с Коса, Гален не пренебрегал никакими элементами его наследия, хотя, говорили, эту клятву придумали уже позже, ученики Гиппократа. Впрочем, это не имело значения и, в один из вечеров мы, выбравшись за город, подготовились к моему посвящению.
– Клянусь Аполлоном[7] врачом, Асклепием, Гигиеей и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство…– Я произносил эти слова стоя перед зажжённым костром. Закатное солнце обагряло траву, опускаясь за кромку на горизонте. Внизу раскинулась долина реки – место для вступления во врачебные круги своего первого ученика Гален выбрал потрясающе живописное. – Клянусь считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и, в случае надобности, помогать в его нуждах. Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости…
Гален внимательно и серьезно смотрел на меня, одобрительно кивая. Для него слова клятвы не были пустой формальностью.
– В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, несправедливого и пагубного. Что бы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена. Преступлю же ее и да будет мне, давшему клятву ложную, все обратное этому…
Под конец, ощутив торжественность и нравственную глубину момента я почувствовал, как увлажнились мои глаза.
Я стал врачом.
ebooksa