***
Быть архиатром амфитеатра оказалось чрезвычайно непростой задачей. Читатель этих воспоминаний может решить, что я говорю о серьезных ранах и переломах, но на деле – сложность состояла совсем в ином. Работу Галена всерьез усложняли строптивость характера и непроходимая тупость большинства гладиаторов, при необходимости отвечать за состояние их тел и здоровья.
Сами игры и торжества, где гладиаторы – эти любимцы публики – могли бы получить смертельные раны, происходили в основном летом. Остальное же время проходило в тренировках и, лишь время от времени, в неудачных межсезонных постановках кто-то мог серьезно пострадать.
Зато уж летом, когда деньги рекой текли на арену и всякий следующий жрец пытался переплюнуть предыдущего в расточительстве и размахе, разыгрывая все более впечатляющие игры – Галену и мне открывался бесценный опыт врачевания живых людей с десятками, если не сотнями типов ранений.
Верховный жрец держал несколько возниц, чтобы устраивать забеги, а также семь десятков обученных гладиаторов для выступлений в амфитеатре. Некоторые из них были настоящими знаменитостями Пергама и оценивались в более чем пятнадцать тысяч сестерциев, на какие можно было бы купить небольшой дом, а за городом даже и вполне сносный.
Кое-что, однако, поразило меня куда больше – знатные дамы города платили хорошие деньги за…скажу мягче, чем мог бы – некоторые естественные жидкости этих грубых бойцов, не слишком щепетильных в вопросах гигиены. Хотя Гален не давал им совсем запустить себя, ведь в грязи и неухоженности болезни зарождаются куда чаще, а архиатр отвечал за их здоровье не только на время выступлений, но и в самом широком смысле.
Прошло уже много месяцев с тех пор, как мы прибыли в Пергам и Гален занял место при верховном жреце. Самое важное, тем не менее, было впереди – приближались летние игры.
Ланиста[8], занимавшийся боевыми тренировками гладиаторов, принадлежащих жрецу, уверенно отрапортовал, что достигнутая за зиму и весну искусность должна поразить зрителей, а полет фантазии эдила игр – архитектора сюжетов, на этот раз, превосходит все мысленные возможности. По крайней мере ланисты – точно. Что было уже неплохо – назвать его глупцом было сложно – он выжил и сохранял свое место уже при седьмом жреце, что менялись всякий год, согласно древним традициям.
В день открытия сезона стоял жаркий и солнечный день. Над огромным кругом амфитеатра выдвинули балки, по которым нанятые на сезон моряки раскатали громадные полотнища, сшитые из списанных парусов и закрывающие зрителей от солнца. Почти такая же система, я слышал, использовалась и в амфитеатре Флавиев, в Риме.
Пока люди рассаживались сообразно своему статусу и положению – сенаторское и всаПлдническое сословия [9] ближе к арене, а простой народ на верхних рядах – Гален заметно нервничал. На нем снова была тога с вышитым посохом, обвитым змеей – символом Асклепия, которого он считал своим покровителем. Он всегда надевал ее, когда чувствовал особенную важность дня.
Мы стояли внутри ворот, выводящих на арену амфитеатра из куникула[10] – сложной подземной сети помещений, где расположилось множество залов и помещений, включая врачебный уголок, оборудованный Галеном задолго до этого дня, а также кубикулы[11] рабов, обслуживающих представления и в сезон живущих тут же.
Укрытые в тени мы были не видны публике, зато перед нами открывался вид на места, принадлежащие особенно важной публике. Я видел, как занял свой роскошный и широкий участок Азиарх, в сопровождении охраны и пары рабов, наливающих вино. Неподалеку от него был и верховный жрец, а также множество других аристократов Пергама, большинство мне совершенно незнакомых.
Чуть позади я увидел нашего соседа Иоанниса, узнав по характерной красной накидке, которую он любил надевать, словно отдавая дань старту своей карьеры офицером в одном из легионов Траяна. Сейчас ему было уже за семьдесят. Рядом с крепким стариком уселся Демид. Тот самый архиатр игр, с которым схлестнулся и которого опозорил Гален. Кажется, именно он должен был занять новую и, не буду лукавить, весьма щедро оплаченную жрецом роль при роскошном амфитеатре. Они о чем-то возбужденно переговаривались. Демид кивал и улыбался.
Вскоре появился эдил. Выйдя на площадку, с которой его было особенно хорошо видно и слышно всей многочисленной публике, а собралось ее немало – почти все места были заняты, а значит посмотреть открытие пришли по меньшей мере двадцать пять тысяч пергамцев.
В момент хвалебных слов в честь Азиарха, верховного жреца и императора Антонина рев толпы оказался оглушителен. Казалось, эхом отражаясь от стен коридоров подземных галерей, он способен обрушить их. Говори мы с Галеном – невозможно было бы услышать друг друга, но мой учитель сосредоточенно молчал.
Эдил махнул рукой и на арену выбежали двое гладиаторов. Толпу надо было разогреть. Фаворит пергамской арены – ретиарий[12], ловко выбежал в центр, приветствуя публику. Его прозвище Араней было созвучно с пауком так же сильно, как сеть в его руках была похожа на паутину. Потрясая трезубцем и сетью, он сделал сальто назад и ловко приземлился, вздымая клубы песчаной пыли, под одобрительный гул толпы.
Мы с Галеном не испытывали симпатий к этому мерзавцу. Выступая в образе самого легковооруженного из всех типов гладиаторов, сам он был крепче скалы и обнаженный рельефный торс, на котором из доспехов сверкал лишь один символический наплечник, притягивал восхищенные взгляды публики, особенно женской ее части. Бывший раб из парфянских военнопленных, захваченных за шпионажем на границе, он доблестью и бесстрашием успел заслужить рудис[13] – деревянный меч, символ освобождения, еще на позапрошлых летних играх. Однако, несмотря на свободу, не собирался покидать арену, где чувствовал себя, должно быть, императором, нещадно задирая остальных.
Противостоял ему один из самых больших и плечистых гладиаторов жреца в образе секутора[14]. Шлем с гребнем на его голове скрывал лицо и даже шею, а торс он прятал за огромным, высотой почти в рост прямоугольным щитом, очень похожим на те, что состояли на вооружении легионеров. Все действо, таким образом, имело под собой противостояние брони с ловкостью и скорости с мощью. Год за годом этот сюжет верно развлекал публику, особенно в начале представлений.
Секутор сделал пару выпадов, проверяя реакцию противника. Ретиарий ловко отскакивал, добавляя своим движениям элементы акробатических трюков. Толпа любила красивые зрелища!
Полностью уверенный в своей непобедимости Араней, время от времени, приближался на опасное расстояние и секутор пытался достать его ударом щита. В одну из таких попыток Араней, молниеносным движением выбросил вперед сеть, зацепившись за угол щита и в следующий же миг что было сил дернул на себя.