Бриттов оставалось не более полтора дюжин. «Легионеров» – семеро. Теперь они были готовы перейти в атаку.
Сомкнув щиты и устрашающе зарычав, не теряя построения – кто-то боком, а кто-то прямо – они двинулись на противника, не давая шанса зайти себе в тыл. Бритты испуганно переглянулись и стали отступать. Послышался свист и позади них в песок стали вонзаться стрелы. Предупреждение не могло бы быть красноречивее.
В отчаянном последнем рывке бритты бросились вперед. Щиты вновь приняли тяжелый удар, но не дрогнули. Истекающие кровью, изуродованные ударами тела бриттов продолжали падать на песок. Бойня продолжалась. Вот лезвие меча оборвало жизнь несчастной женщины, которой эдил отвел роль Боудикки и образу которой она ужасающе не соответствовала.
Я увидел как один из гладиаторов загоняет в угол Киара. Все еще живой, он был ранен в ногу, но не глубоко.
Рухнул еще один «легионер». С двух сторон молотя его дубинами, два бритта сумели обойти его защиту и парой крепких ударов дезориентировать. Вовремя подскочивший третий, метким выпадом лопаты в горло разорвал гладиатору глотку и тот рухнул, хватаясь за шею, из которой толчками выливалась кровь, проливаясь на песок.
Когда бриттов оставалось не более дюжины, гладиаторы, осмелев, рассыпались из построения и каждый стал биться в одиночку. Учитывая преимущество в вооружении это, вероятно, представлялось им не опасностью, а веселой игрой – их доспехи и лица были залиты кровью противников, устрашая и деморализуя оставшихся.
Толпа на трибунах исступлённо ревела. Сыпались ругательства и требования убивать бриттов все более жестоким образом.
– Долой голову! Выпусти кишки – скандировала толпа со всех сторон. Тысячи кулаков ритмично вздымались в воздух.
Город помнил весть, что в далекой туманной Британии, в которой из присутствующих тысяч зрителей едва ли кто и был, в ночном безрассудном натиске непокорных племен был вырезан крупный сторожевой отряд. Погибло несколько сотен римлян. Карательные группы из нескольких когорт жестоко уничтожили огромные массы повстанцев и захватили тысячи пленных. Часть из них сейчас и умирали на арене Пергама, в тысячах миль от родных лесов, даривших им укрытие и уверенность в своей возможности победить.
Впрочем, ни мне, ни Галену сейчас не было до этого дела. С момента нанесенного Риму оскорбления их смерть была неизбежна и помочь уже не смог бы никто. Но как здесь оказался Киар!?
***
Дис Патер, этот римский Аид, в сопровождении множества рабов амфитеатра, выбежал на арену. Публика неистовствовала.
Столь роскошного зрелища никто не мог припомнить! Десятки смертей, хлещущая кровь, а главное – все в назидание этим северным варварам, чьи грязные массы порой не может сдержать даже могучий вал Адриана, выстроенный, дабы прекратить их внезапные набеги.
В черном одеянии, с устрашающим молотом, мрачная фигура Дис Патера, символизировавшая смерть, собиравшую свою жатву, носилась по арене, словно злой дух, витающий над землей.
Рабы методично поднимали тела мертвых и еще живых бриттов, небрежно забрасывая на телегу. Все они исчезнут в воротах Либитины. Смерть во время игр не была чем-то редкостным, но такого числа мертвецов за один день новый пергамский амфитеатр еще не видел.
Убитого гладиатора понесли отдельно. Двоих раненных незамедлительно отправили к Галену. Бегло осмотрев их он, убедившись что их раны не угрожают жизни, крикнул мне заняться ими, а сам взволнованно бросился по коридорам подземелий арены.
Со всех ног Гален несся в сполиарий. Здесь души тех, кто еще был жив после кровавых безумств наверху, отлетали к богам. Дис Патера, ударом молота разбивал черепа брошенным Фортуной и обреченным бойцам.
Словно таким же молотом, оглушенный постигшим нас несчастьем, я мысленно оплакивал Киара, рассеянно и механически перевязывая раны тех, кто был причиной его смерти. Пусть и тоже совершенно подневольным образом. Не ты – так тебя. Судьба насмехалась надо мной.
Собственными глазами я видел, как ряженый «легионер» вспорол Киару живот и несчастный, не повинный ни в одном набеге юноша, схватившись за рану, упал в песок. Поджав колени к животу, он содрогался от нестерпимой боли и ужаса. Такая рана могла быть только смертельной.
Толпа наверху все ревела. Эдил объявлял какие-то следующие увеселения – я приглушенно слышал его громкий, эхом гуляющий в амфитеатре голос, но не разбирал слов. Не в силах сдержать захлестнувших меня чувств, я заплакал и, в попытках скрыть свою слабость перед окружавшими меня циничными палачами – выбежал из амфитеатра. Не разбирая дороги я бросился куда глядели глаза.