Тархан, брат мой, грёбаный добряк, решил, что мне просто нужно толкнуть меня в эту бездну с головой. Он увидел, что я страдаю, но не понимал, откуда это дерьмо лезет, насколько всё сгнившее внутри. Ну, он и устроил мне "помощь". Однажды вечером просто привёл её. Она была красивая, да что там — изумительная. Тёмные волосы, уверенный взгляд, руки нежные, а в глазах что-то вроде… понимания. И опыт, блин, в каждом её движении, в каждом её прикосновении. Как будто она знала, что делать с мужиками вроде меня. Она знала, как смотреть так, чтобы пробирало. Как коснуться так, чтобы в тебе что-то, сука, дрогнуло.
Тархан, этот весёлый засранец, хлопнул меня по плечу перед тем, как уйти, ухмыльнулся: "Давай, брат, расслабься, всё будет в порядке." И ушёл, оставил нас одних. Чёрт, я действительно хотел, чтобы всё получилось. Убеждал себя, что смогу. Что, может быть, хоть сегодня мне удастся почувствовать себя, как все нормальные люди. Чёрт побери, что за наивная тупость.
Она подошла ко мне, мягко касаясь, наклоняясь ближе. Ладонь её теплая, уверенная, она взяла мою руку, подвела её к своему лицу. И я, как дебил, стоял, позволял ей вести, пытался почувствовать что-то кроме ледяного страха, который медленно начинал выползать изнутри. Она приблизилась, её губы почти коснулись моих… Поцелуй, жар, страсть…на мгновение, а потом она потянулась рукой к моему члену и пиздец. И в этот момент меня как ледяной водой окатило. Лицо девчонки исчезло, и вместо неё — она. Этот уродливый призрак моего прошлого, который сидит во мне, как чёртов паразит.
Картинки вспыхнули перед глазами. Её омерзительный голос, холодные, липкие руки, которые держали меня, тащили в грязь, ломали меня каждый грёбаный раз. Эта сука, эта… эта мразь, которая сделала из меня отброс. В голове всё смешалось, обожгло, как огонь, и меня от неё буквально вывернуло.
Желание? Ха, исчезло в ту же секунду, будто его и не было. Член обмяк. Я остался с пустотой. Холодной, мёртвой пустотой, от которой в груди образовалась ледяная дыра. Девушка заметила. Чувствовала, что я замер. Глядела на меня — с жалостью, наверное, или с непониманием, я хрен его знает. Хотелось объяснить, сказать что-то, но язык прилип к нёбу, а слова застряли в горле.
— Уходи, блядь! Сейчас уходи! — только и смог выдавить.
Она молча кивнула и вышла. Поняла сразу, что здесь что-то не то, что тут дело не в стеснении, не в грёбаной застенчивости, а в какой-то тёмной, уродливой трещине, которая проходит через всё моё ебучее сознание. Как только дверь за ней закрылась, я схватил бутылку, стоявшую на столе, и начал пить, как в последний раз. Хотелось заглушить эту пустоту, эту мерзость внутри, залить её алкоголем, утопить в этом дерьме, чтобы хоть на мгновение забыться. Но ничего не помогало. Этот яд, эта отрава — она засела во мне слишком глубоко.
И, как назло, Тархан пытался ещё. Несколько раз. Думает, что это просто стеснительность, думает, что мне просто нужно «привыкнуть», как будто это, мать его, вопрос практики. Я мог трогать их сам…потом я научился. Я мог их трахать пальцами, ласкать языком, доводить до оргазма. Я даже платил им за это. Чтоб они кончали со мной. А сам, сам я не помнил, когда кончал в последний раз. С той сукой в крови и в боли. Приближение оргазма вызывало адскую панику, липкий пот.
Тархан приводил других девушек — таких же красивых, уверенных, умелых. Но каждый чёртов раз результат был одинаковым. Каждый раз, когда она подходила ко мне, когда пыталась прикоснуться, я замирал, будто прикованный цепью. Мои мысли сами тянули меня в эту яму. Как только её руки дотрагивались до меня, все желание умирало. Ледяная пустота заполняла всё, оставляя только глухую ненависть к себе.
В какой-то момент я понял — мне просто не быть, как все. Это дерьмо засело слишком глубоко, этот яд слишком ядовит. Моё прошлое не отпустит меня никогда. Я навсегда останусь в этой темноте, сломанный, жалкий, бесполезный. Чёрт побери, я больше даже не пытаюсь.
Глава 17
Темнота. Глухая, вязкая темнота. Она будто давит на грудь, не даёт дышать. Где-то вдалеке слышится какой-то шум — может, ветер, а может, крики. Я не могу понять. В ушах стучит кровь, тяжело, гулко, как барабанный бой. Я открываю глаза, но темнота никуда не исчезает. Комната вокруг вроде бы моя, но я её не узнаю.
Чёрт. Опять.
Я сажусь на кровати, тяжело дыша, будто только что вынырнул из ледяной воды. Вся футболка мокрая от пота, волосы липнут ко лбу. Тело дрожит так, что я чуть ли не слышу, как трясутся зубы. А руки… сука, руки. Я сжимаю их в кулаки, но всё равно чувствую, как они дрожат. Блядь. Хочется разбить что-то. Разнести всё к чертям, просто чтобы заглушить этот гул в голове.
Картинки из сна ещё мелькают перед глазами. Резкие, рваные, как ножевые порезы. Её лицо. Этот голос, этот приторный, мерзкий голос, который я ненавидел больше всего на свете. "Мой мальчик". Она всегда так говорила. "Мой хороший мальчик". И каждая грёбаная буква в этих словах была, как пощёчина, как удар плетью. Её руки. Холодные, твёрдые. Они снова здесь, на мне, будто я снова ребёнок, будто я снова связан, будто она вот-вот потянется ближе. Чёрт! Я чувствую, как кожа горит, как будто от её прикосновений остались настоящие следы.
Мурашки бегут по всему телу. Не те мурашки, что от удовольствия. Нет. Это другие. Эти отвращение вызывает. Паника. Злобу, такую, что зубы скрипят. Я провожу рукой по лицу, пытаюсь отдышаться, пытаюсь убедить себя, что это всего лишь сон.
Но эти слова ничего не значат. Какая безопасность? Я чувствую её так, будто она стоит прямо здесь, в этой комнате. Эта мразь оставила свои отпечатки на мне, как ножевые раны, которые не заживают. Прошло столько лет, а я всё равно не могу вытравить её из своей головы, из своей грёбаной кожи. Она здесь. Она всегда будет здесь.
Я встаю с кровати, держусь за стену, чтобы не упасть. Тело всё ещё дрожит. В горле сухо, будто я выжрал бутылку водки и выкурил пачку сигарет за раз. Дышать легче не становится. Я смотрю на свои руки, на то, как они трясутся, и мне хочется, чтобы это прекратилось. Хочется вырвать из себя это дерьмо, выбросить его к чертям, чтобы больше никогда не чувствовать, не видеть, не вспоминать. Но это невозможно. Оно не уходит. Оно гниёт внутри меня, как какая-то инфекция.
И тут я слышу её голос.