Мыши-вампиры
– Лучше я буду спать. Пучик тяжело вздохнул.
– Ну, как хотите, – раздраженно произнес он и протянул лапу к бутылочке с хлороформом и тряпке. – Все мои пациенты оказываются трусами!
– Кстати, – сказал Толстопуз, когда смоченную тряпку уже поднесли к его носу. – У вас хороший пересадочный материал? Хорошая шерсть?
– Отличный материал. Не шерсть горностая, разумеется, – ее слишком трудно достать. Немного вы найдете горностаев, готовых добровольно расстаться со своей зимней шубкой. Нет, нет, у нас имеются шкурки горного зайца, которые нам поставляют Шиш и Кыш. Разница очень маленькая. Никто из ваших знакомых не сможет отличить шкурку горностая от шкурки зайца…
Но Толстопуз уже ничего этого не слышал. Он погрузился в забытье до того, как хирург заговорил о зайцах. Ему снилось, будто он танцует среди желтых нарциссов, осыпающих пыльцой его голову. Затем он плыл по реке, в которой резвились колюшки, а над гладью ее кружили стрекозы. Приблизившись к прекрасному арочному мосту, он перепрыгнул через него и оказался среди маргариток, росших на противоположном берегу.
«Траля-ля, я люблю цветы и себя», – пел он во сне.
А в это время Пучик срезал с груди мэра отвратительное пятно и бросил кусок кожи в ведро с надписью «Для мышей». Мэр продолжал свою монотонную песню. Пучик взглянул на пациента, вытер окровавленное лезвие ножа о затвердевший фартук и с отвращением фыркнул.
– Дайте мне бутылку с хлороформом, – приказал он ассистентам. – Этому нужна доза побольше.
27
Толстопуз Недоум дрожал от холода. Он открыл глаза и понял, что находится в помещении, погруженном во мрак. До него доносились какие-то странные звуки – крики, вой, напыщенная декламация. Куда же он попал? Было ощущение, что он очутился в колонии попугаев или других не менее шумных птиц.
Медленно, медленно он приходил в себя. Приложив руку к груди, он нащупал повязку. Ну конечно! Операция!
– Добро пожаловать в преисподнюю! – произнес склонившийся над ним горностай. – Оставь надежду, всяк сюда входящий!
Горностай выглядел в высшей степени устрашающе. Пустые ввалившиеся глаза, обведенные темными кругами, дергающиеся в тике уши, свалявшаяся шерсть, отвратительный запах. Когда он открыл пасть, чтобы щелкнуть зубами, Толстопуз заметил желтые зубы и кровоточащие десны.
– Где я? – приподнявшись, прохрипел Толстопуз. – Куда я попал?
Оглянувшись в полумраке, он увидел, что находится в помещении, напоминающем тюремную камеру. Массивная дверь, зарешеченное, пыльное створчатое окно, сквозь которое едва пробивался свет. Какие-то странные существа сидели на грязной соломе или рассеянно расхаживали по комнате.
– Ад, – ответил горностай. – Это настоящий ад.
Пожилая самка ласки пронзительно визжала, звеня цепями. Да, кое-кто из обитателей был закован в цепи, а некоторые привязаны к деревянным чурбанам. Они несли что-то нечленораздельное, а из их ртов стекала пена.
Нагрудник! Операция! Что-то не так!
– Наверное, я умер на операционном столе! – воскликнул Толстопуз. – Я умер?
Горностай с пустыми глазами серьезно кивнул: