– Спалить Браунинга[1]? – недослышал или сделал вид, что недослышал, камердинер. – Да, на такое вы вполне способны! А ведь ваш отец ценил поэзию, и дед тоже. Простите меня, но, по-моему, нынешнему поколению Мудрых чего-то отчаянно не хватает.
Мэр подумал, что ласка чертовски нагл, но на этот раз ему хватило ума промолчать, тем более что сам лорд Мудрый не высказал никаких замечаний по поводу неподобающего поведения камердинера.
– Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен, мой господин? – закончил Голубок свою тираду.
– Разумеется, можешь. У Толстопуза пятно от чая на нагруднике. Ты можешь его вывести?
– Ржавчина, – поправил Толстопуз. – Это ржавчина.
– Могу предложить прекрасные отбеливающее средство, мой господин.
– Ты можешь предложить все, что угодно, для этого мы тебя и позвали, – сказал Легкомысл. – Все в порядке, Голубок. Принеси этому малому свой отбеливатель.
Голубок вышел из комнаты и вернулся с каким-то флаконом. Сердито взглянув на мэра, он нанес небольшое количество жидкости на рыжее пятно. Вскоре оно исчезло, значит, средство подействовало. Но незамедлительно на его месте появилось новое желтоватое пятно, которое, казалось, еще крепче въелось в мех.
– Что ты наделал? – вскричал мэр. – Это ужасно!
Голубок распрямил плечи:
– Простите, мэр. Я искренне хотел вам помочь. Боюсь, больше мне здесь делать нечего.
Он покинул комнату, унося с собой флакон с отбеливателем.
– Ну, посмотри, что ты наделал, – укоризненно произнес вслед ему лорд Мудрый. – Ты же его расстроил!
– Легкомысл, так только хуже!
– Он хотел помочь тебе! И по-моему, твой нагрудник выглядит сейчас значительно лучше. Желтый цвет сочетается с цветом твоих глаз.
– У меня глаза не желтые!
– Белки желтые… или, по крайней мере, то, что у других называется белками. А если оно так уж тебе не нравится, то приколи на него медаль или что-нибудь еще. Никто ничего и не заметит.
– Но я-то сам буду знать, что оно есть! – Мэр любил считать себя совершенным во всех отношениях.
– Ну, если что-то и осталось… – поднеся монокль к правому глазу, произнес лорд Мудрый.
По его тону Толстопуз Недоум понял, что пора уходить. Он попрощался и вышел. Проходя по гостиной, он заметил Голубка, уютно развалившегося в кресле с томиком стихов Билли Бердсворта. Мэр усмехнулся.