Сезон охоты на единорогов

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну? — покосился на меня дедок. — Пацана вытаскивать будешь, али ненужон и пусть пропадает пропадом?

— Буду, дед, буду, — угрюмо отозвался я.

И правильно, — пора уже не валяться, вприглядку, а бежать, догонять «Скорую» и вызволять Юрку. Но голову пока занимали мысли о странности оставленных в дому бойцов. Зачем они там? Зачем им воды столько? Крови, что ли, так много, что побоялись оставить, как есть, и замывают, чтобы не привлекать потом пристального внимания полиции?

— Тьфу же на тебя! — возвысил голос дедок. — Я тебя ирода спрашиваю али траву какую подзаборную?! Что валяешься, как телок дремотный? От же ленивая задница! Спит, валяется! Пацана я, что ли, вытаскивать буду? Сейчас-то как начнут по мясцу парному охаживать — так к твоему пробуждению и кости доломают! Потом живи — утирайся плевком в душу, что сам ведомого проворонил!

Если при первых его словах я лишь досадно отмахнулся, что мешает настроиться, то от последних захотелось окунуться в стылую прорубь с головой.

— Дед, — протянул я, не оглядываясь, чтобы не давать себе лишних надежд. — Что говоришь-то… Знаешь или так, потрещать?

Тот в ответ потянулся посохом в мою сторону — треснуть по спине. Но я, не глядя, откатился в сторону и бронзовый набалдашник вхолостую прошёлся по траве, оставив мятый мокрый след на побитых стеблях.

— Вот, ведь, тарх! — расстроенно пробормотал дед, вложив в моё звание такую же энергию, словно в подзаборную ругань.

— Дед, — севшим голосом напомнил я о себе.

Что мне его ругань, что удары — всё пустяк, если он хоть чуток прав.

— Тьфу на тебя, — повторил Стовед и тут же стал сосредоточено-спокоен, словно подменили: — Жив твой щенок. Его тёплым взяли. Ручками. И пострелять даже не успел. Пока без сознания. Сейчас в себя приведут, чтобы чувствовал, как надо, и начнут экспресс-терапию… Сам понимаешь. Чтобы сломить Юрку, сломают сперва стража. Самого Юрку побояться — мал и слаб, не выдержит, а нужен именно он. А покалечат да приструнят стража — малец сделает всё, чтобы того оставили в живых…

Я выдохнул и вжался лбом в траву.

Значит, жив Женька. Жив пацан…

Вот почему меня так держала, не отпускала эта несуразность оставленных бойцов. Не в том дело, что зацепила нелогичность, нерациональность поступков противника, а в том, что теплилась там, в родном доме, жизнь дорогого человека. Которую и кровью готов выкупить.

Вот такая теперь тебе, тарх, шахматная вилочка, которой ни черта не подцепишь да не закусишь. На одном краю тебе — Юрка, которого сейчас держат где-то неизвестно где. На другом — Женька, которого прямо под носом будут ломать. И сколько он выдержит — гордый, наивный да слабый — кто ж его знает! Вот и выбирай теперь, что по сердцу да по чести. Ребёнок малый, к которому всей душой прикипел, который нужен и важен и тебе и врагу, потому, может быть, в большей безопасности. А может и нет. Или глупый неотёсанный тис, который только и делал всё время, что кололся своей неукротимой гордыней, а теперь будет превращаться в скулящий кусок мяса крепкими мастерами.

— За Юрку ты покамест не переживай, — сплюнул сквозь зубы дед Стовед. — Он, как понял происходящее, так в отруб ушёл. Его сознание сейчас глубоко отсюдова — туда не каждый вед заберётся, а заберётся — не факт, что вылезет. И вытащить Юрку вот так просто не получится. Он пацанёнок продуманный, резвый — сам не смог устоять перед чужим ведом, так тебе теперь время отыгрывает. Пока будут пытаться его вернуть, пока он посопротивляется — времени ого-го как много пройдёт! Так что, не боись, есть возможность вытащить твоего напарничка, язви его потроха да трави сучьим выменем под руки!

Я выдохнул и закрыл глаза.

Дедок методично ругал Жаньку, перечисляя болезни, боль и невезенье, чтобы не спугнуть его удачу и силу, и не притянуть раннюю кончину.

А у меня мысли уже крутились вокруг будущего боя. То, что надо сперва освобождать Женьку, стало ясным, но вот серьёзное численное превосходство противника выбивало из-под любого мало-мальски обдуманного плана опору. Как не прокручивал в голове разные варианты, а всё получалось, что не на моей стороне победа. Не те это бойцы, к которым можно подойти на расстояние рывка незаметно. Да и не те, кого испугаешь внезапностью и решительностью. Эти сами такое устоят, что мало не покажется. Вот и получалось, что… короче, не получалось.

— Дед, — прервал я поток однообразных ругательств: — Поможешь?