Ангелы: Анабазис

22
18
20
22
24
26
28
30

— Скимен! Ко мне!

Может, рявкнул убедительно, может, грифон обучен был слушаться. Подскочил, суетливо поднимая крылья. Михаил рывком поднял друга и закинул на спину грофоголовому. Поправил. Выдернул из рук меч. Хлопнул по крупу и, подняв катану, выдохнул сквозь зубы:

— Мать моя — женщина!

Переполошенный грифон рванулся с места. Крылья сбили воздух в тугую волну снега, и он тяжело поднялся над землёй.

Вал стерв рос. Горгульи мчались молчаливыми рядами, плотно, подчас задевая друг друга крыльями. Воины — ни одного лишнего крика, только шелест крыльев, да краткое позвякивание неосторожно сталкивающихся лезвий. Охотники шли сразу за ними. Над шеренгами разноцветными пятнышками в воздухе носились Сирины.

Михаил оттёр ставшую влажной ладонь об куртку и перехватил меч. Рукоять ещё хранила чужое тепло. Скимен уносил друга. Если всё получится — выживет. Просто кто-то должен остаться здесь, чтобы послужить подачкой. Без того, стервы догонят в несколько минут. Вот и оставалось только по закону джунглей петь свою песню прощания и стягивать к себе, сколько возможно.

— Ну, давайте… Стервы!

Процеженное сквозь стиснутые зубы название рода было только ругательством. И никто бы не убедил его в обратном.

Птицедевы приближались. Уже и где чьи крылья понятно. И морды отчётливо видны. И когти-перья заблестели сквозь снег.

Михаил вскинул меч над плечом. Пару-тройку точно заберёт с собой, а там, может, им и его смерти хватит…

Под ногами предательскими неровностями взрытый боем снег, вперемежку с кровью и землёй — как бы ни оступиться.

— Ну!

Волна остановилась в нескольких метрах от него. Стервы строем замерли, уверенно упёршись лапами и сложив крылья. Все бегущие застопорились единым фронтом по одновременно услышанному приказу. Так и остановились — рядами, отрядами. Чувствуется подготовка. Потом перестроились, фиолетовыми лавинами с боков взяв человека в кольцо.

Михаил стоял, нервно стискивая рукоять и глядя в молчаливые оскаленные морды. Куда ни повернись — стервы. Вооружённые. Опасные. Злые.

Падал мелкий снег и порванную куртку трепал ветер. По спине струился пот.

Гамаюн влетела внутрь кольца на своём роскошном грифоголовом. Остановилась за несколько шагов. Михаил напряжённо ждал слов, ожидал удара, атаки, команды. Но стерва молчала и не двигалась.

И опять Стратим появилась внезапно. Один подъём ресниц — и она здесь. Встала, закрывая собой. Величественная, гибкая, гордая. Разве только волосы снова взволнованно змеятся да норовят ткнуть в грудь. Медведев поборол искушение смахнуть клинком дикие космы и отшагнул, оглядываясь.

Воины перед Стратим одновременно припали на лапы, сжались, стремясь стать меньше и незаметнее. Лезвия сами собой спрятались за кожистые оборки. Едва слышный гул невнятного мурлыкания потревожил тихий снегопад.

Гамаюн смотрела только на Королеву.

А в голове Михаила переговаривались колокольчики. Динь-дон, Дзинь-бом! Странный диалог: то колокол, то болхарь; то рындой, то набатом, то православным перезвоном, то буддийским, а то трезвоном мчащейся тройки. И вроде бы издалека, из-за горизонта, но виски сжало так, что пульс ударил в затылок. И за этим «благовестом» чудились указания, приказы и аргументы отстаивания позиций. Подозванный тихим колокольчиком скимен боязливо опустился в круг, возвращая к стервам убийцу горгонии. Зубров всё ещё не пришёл в себя.