Ангелы: Анабазис

22
18
20
22
24
26
28
30

— Свободны, — повторил тэра и равнодушно обвёл взглядом чёрно-белый мир домена.

Михаил растеряно потёр щетину. Показалось или действительно Ведущий Одина-тэ уже на той степени замерзания, когда нет ни малейшего желания двигаться, мыслить, что-то решать, когда хочется замереть неподвижно и тихо погружаться в нарисованную умиранием сказку?

— Яромир! — позвал он. — Людей выводи! Слышишь?

— Слышу, — отозвался тэра. — Некуда нам идти…

Тихий безликий голос окончательно убедил в том, что желание жить покинуло одината. А способов вернуть сознательность в замерзающего Михаил знал немного. А пользовался всегда только одним.

— Яр! — бешено зарычал он и, поднимаясь, заграбастал тэра за ворот, — Какого чёрта! Вставай, сукин кот! Или башку расшибу! Ну же!

Глаза Яромира зло прищурились. Он протянул руки из-под шкуры. Медленно, слишком медленно — то ли подмёрз сильно, то ли не поверил, что всё всерьёз. Михаил, продолжая рычать матерно, широкой ладонью от души врезал тэра в плечо. Чуть не отправил обратно на снег. Опять замахнулся.

Справа посыпались камни постройки — кто-то яростным рывком ломился сквозь стену. Михаил на миг обернулся…

Яромир нырнул в сторону и уверенно обошёл атакующую руку.

Почти сразу в горле у таёжника возникла боль. Не сильная, но очень даже останавливающая. Яромир вонзил жёсткие пальцы в шею, сдавливая гортань. Михаил уцепился за холодное запястье и прохрипел:

— Тихо, тихо, ты чего… Ошибся, бывает… Нечего было сидеть, как девица синяя…

С боков его уверенно буравило десяток взглядов над стволами. Шевельнись — одинаты, не задумываясь, превратят голову в дуршлаг.

Ведущий слабо ухмыльнулся и отпустил хват. Успокаивающе кивнул своим, рывком на божий свет напрочь снёсшим импровизированный «домик». Одинаты опустили оружие.

Медведев выдохнул, потёр спазмированное горло.

— Топтыгин!

Не успел обернуться, как попал в лапы Катько. Огромные ручищи упали на плечи. Кирпич стиснул командира и вжался лбом в его висок. Потом только приблизились и обжали Родимец и Батон. Обняли, как навалились. Тяжестью на плечи, лихорадочным дыханием, грузом радости от неожиданного возвращения того, кого не чаяли увидеть. Медведев почувствовал их холодные пальцы, горячие лица, лёгкую дрожь и опасную слабость. Стоял, щурился на снег, похлопывал по плечам, а на самого накатывало облегчение — все целы, пусть переутомление и даёт о себе знать, но — живы. Значит — прорвутся.

— А Юра-сан? — Родимец спросил тихо, почти неслышно, но и Катько и Якоби отодвинулись, взглянули напряжённо.

— Жив. Площадный удар. Выкарабкается.

— Ага… — Родимцев поднял лицо к небу, ловя снег на горячую кожу.

Михаил посерьёзнел: