Ангелы: Анабазис

Всеволод быстрой тенью оказался рядом с Медведевым.

— Пресветлый. И я пойду с вами!

Михаил обернулся. За последние сутки почти постоянного сна бывший пленник, а ныне — член отряда, несколько восстановился. Ушли с кожи синие разводы, только кое-где оставив тёмные кривые, обозначающие границы спавших синяков. Практически прошла лихорадка. Только заострились черты. Да глаза стали тусклыми, словно неживыми.

— Нет. Не пойдёшь.

— Пойду. Даже, если прикажите остаться, — упрямо ответил Маугли.

— И прикажу, — усмехнулся Медведев. — И заставлю.

— Пресветлый!

— Разговор окончен! Идёшь с Яромиром! — и оттолкнул парня прямо в грудь стоящего за ним ведущего «щитов». Тур успел вовремя схватить за плечи мальчишку, удерживая от непоправимого.

От бешеного рыка и толчка Медведева Всеволод стал белым. Косо летящие иглы снега ужалили в лицо. Мгновение помедлил, а потом, стряхнув с себя руки ведущего, склонился в традиционном для тэра полупоклоне. Принял. И стремительно развернувшись, ушёл.

Михаил огляделся в поисках того, кому можно было бы доверить подопечного. Отставлять его просто так показалось непредусмотрительным, и даже преступным. Что-то связывало их, какая-то странная симпатия. И в ней он чувствовал за собой ответственность, чуть ли не выше той, которую нёс за «таёжников». Огляделся. Яромир исподлобья смотрел остро, выжидающе. Катько понимающе вытянулся в ожидании приказа. Только ни просьбы, ни приказа к ним не последовало. И тот, и другой и без воли уходящего последят за судьбой Маугли. Это Медведев хорошо чувствовал. Поэтому взгляд метнулся дальше, туда, где и нельзя было бы найти рай для пленника.

— Степан, слышь. Последи за Маугли. Прикипел я к пацану.

Полынцев помолчал, задумчиво потёр щетину. И кивнул.

Только теперь на душе Михаила стало легко. Если так долго раверсник решал для себя принять или не принять просьбу, значит, понимал, что за ней стоит. Значит, как бы оно не было дальше, а у него не будет к пленному вопросов. И, когда перейдут границу миров, Маугли будет свободен. И волен уйти со своими. Даже если и найдутся те, кто захочет воспрепятствовать уходу бывшего пленника. Ничего у них не выйдет. Потому что слово капитана «Р-Аверса» — это тебе не шоколадка, тающая во рту. Это булыжник, которым можно и здорово подавится.

Михаил кивнул понимающе и благодарно.

Вот, теперь, действительно, всё.

Глава 13

Гамаюн

Медведев остановился и из-под ладони взглянул в сторону леса. Тёмные громады ждали. Даже ветви колыхались только от порывов. Складывалось ощущение, что стервы замерли, боясь спугнуть их выход. «Словно кошки на охоте», — подумал он. Обернулся. Зубров уже стоял рядом. Хмурый, напружиненный. Стёр с лица снег, посмотрел недоумённо, — мол, чего встали? И вправду — чего? Не для того же, чтоб осматриваться. Глядеть вперёд, против снега и ветра, на тёмно-синие сосны — зачем? И так ясно, что там может ждать. И кто. Оглядываться назад — травить душу себе и тем, кто сейчас приник к камням и хмуро смотрит в спины уходящим.

Медведев повёл плечами, сбрасывая наросший снеговой покров с куртки, и возобновил движение.

Так и дошли до кромки леса — борясь с ветром, снегом и немного — с самими собой.