Инициатор

22
18
20
22
24
26
28
30

Старик встряхнулся, нахмурившись, и заговорил резко:

— Слушай меня, йах, и старайся понять. Командор Борислав пытался объяснить тебе, но скудность твоего понимания… — он одёрнул себя, видя, что девушка не реагирует, и заговорил о деле: — То, что ты упорствуешь, заставляет меня поменять основную цель нашего разговора. Итак, говорить ты не будешь — примем это как данность…

Алиса закрыла глаза. А старец продолжал:

— Сейчас не имеет значения, кто из вас — ты или твой сподвижник — убил отца Аттика. Это уже прошлое. Это уже не изменить. Сейчас значимо только найти заказчика и покарать убийцу. Сектанта мы всё равно найдём — это вопрос времени… В своём-то огороде! — он усмехнулся, но глаза остались строгие, даже холодные, — Но миряне не могут ждать. Для них пошатнётся авторитет матери церкви единой, если будут проволочки. Потому ответ уже дан, убийцы названы. И кто-то один из вас завтра утром предстанет перед судом. Ты или бет.

Алиса медленно перевела взгляд на старика. Он сидел — спокойный, прямой, уверенный, — и не оставалось сомнений, что сказанное случится. А высший, прикрываясь ладонью, словно не желая видеть отродье, продолжал сухо:

— Но суда, как такового, не будет — толпы прихожан обложат здание суда, а тысячи писем завалят стол президента ещё за несколько часов до слушания. В связи с деликатностью положения и невозможностью провести референдум в короткие сроки, президент придёт к выводу удовлетворить просьбу народа и создать прецедент — объявить о введении смертной казни для убийц священника.

— Это вы… — прохрипела Алиса. — Это всё подстроите вы!

Высший продолжил, не обратив внимания на её реплику:

— Все мы вместе делаем одно великое дело — восстанавливаем наш Храм, созидаем мир и покой человечества, а дорога эта трудная и требует жертв… — нахмурившись, он пожевал губы, и продолжил: — как любая дорога, впрочем. Конечно, мы только в начале нашего пути в России. Бедная наша страна столько времени провела под гнётом бесчеловечности, под пятой низменных идеалов, что теперь требуется приложить все силы, что бы вернуть заблудших к пониманию истин. И это опасная миссия… Едва поднимающая голову Единая Церковь со всех сторон угнетается и другими религиями и своими же отделениями, проповедующими всякую гадость под личиной православия, и теми, кто воспитан на идеях воинственных атеистов. Тут нельзя обойтись без защиты… Созданный прецедент станет такой защитой, и смерть священника будет караться, как и положено, око за око.

Алиса уже не слушала. Сердце внутри замирало. О себе не думалось — привычка к ощущению смерти давно выжила из неё страх перед ней, разве только понимание предстоящих мучений заставляло дыхание прерываться всхлипами, но всё меркло перед осознанием участи бета. Мельтешила перед взглядом седая прядка над калеченным лбом, мельтешила, маня и дразня беззащитностью. И хотелось дотянуться, погладить хоть пальчиком, тронуть ладонью, словно приласкать котёнка. Вспомнился рыжий клубочек с запёкшейся раной. И опалила мысль о том, что всё, к чему прикасалась, умирало…

Старейший кашлянул в кулак, призывая её внимание, и продолжил:

— Полагаю, что мирянам, чтобы удовлетворить жажду крови, хватит и одного из вас. Ты нам ещё можешь понадобиться, а вот он… Его данных мы не обнаружили в архивах, поэтому за что он получил наказание, пока неизвестно. Но это неважно для дела — как бы оно не случилось, бет уже наказан высшим судом. Думаю, что ему несложно будет осознать и человеческий суд…

Рванувшись, Алиса выгнулась на стене, напрягаясь всем телом, натягивая стальные тросы, стянувшие руки:

— Сволочи!

В ответ он поднял грустные и строгие глаза:

— Люди, ты хотела сказать? Творения господни, имеющие бессмертные души и право на выбор. Люди, отродье…

Застонав, Алиса безвольно повисла на стене:

— Зачем? — прошептала она. — Зачем всё? Зачем?

Старик покачал головой, словно его расстроило дитя:

— Не тебе спрашивать об этом. Хорошему инициатору должно быть довольно и того, что от него требуется поступок, служащий возвеличиванию Церкви и имени Его. Для этого тебя готовили. Это твой долг по отношению к тем, кто отогрел и воспитал тебя.