Инициатор

— По-твоему, велика разница? — холодно спросил отец Владимир. — Ты ещё жива, а значит, не знаешь этого наверняка. Всё лишь детские домыслы и фантазии. Пока не узнаешь доподлинно или сама не станешь такой — не сможешь осознать есть ли разница и в чём!

Алиса, не шевелясь, молча смотрела на красную реку перед глазами. И казалось, что сквозь блеск и плеск волн, она видит недалёкое, но скрытое за мутными потоками, дно. И там, на илистой поверхности камнями выложен чудной, но удивительно знакомый клинописный иероглиф. Оставалось только сосредоточиться ещё чуть больше и вспомнить.

— Возможно, и так, — равнодушно ответила она. — Я никогда не видела истинного вампира, и, возможно, не увижу — ведь эту тайну хорошо охраняют… Но я не раз уже встречалась с такими, как я, и, хотя мы все знаем, что у нас нет души и что нам бессмысленно молиться, но втихаря, когда никто не может слышать, мы всё равно… тянемся к небу…

Отец Владимир всмотрелся в до старости высушенное от усталости и страдания лицо девушки, в остановившиеся глаза, прикипевшие к витражу окна, и стиснул в замок пальцы, отводя взгляд:

— Йах может надеяться… Потому что пока он не отвернётся от бога — бог не отвернётся от человека, живущего в нём…

Алиса вздрогнула. Под хороводом красных листьев на илистой поверхности дна глубокого чистого озера камнями выложенный белый на жёлто-сером лежал иероглиф «Дом».

…

Глава 27

Смерть

Алиса втискивалась спиной в угол клетки подсудимого, и, щурясь, всматривалась в гомонящий зал, но за плотной стеной чёрных спин видно было немного. Хорошо было заметно тех, кто, беснуясь, прыгал на столы и стулья и оттуда швырял в её сторону всё, что попадало под руку. Бутылки, папки, стаканы, книги, содержимое мусорных вёдер, сорванные стенды с громким шварканьем разбивались о чёрные прутья или стену, но в неё попасть не могли.

«Может, потому и беснуются, что ничего не выходит, — размышляла она, уворачиваясь от пролетающих сквозь решётку мелких предметов, — А, возможно, просто безнаказанность подталкивает к безумью. Силовики здесь уже минут десять, а ничего не предпринимают… Значит, нужно, чтобы люди пар стравили…Только вот — кому нужно?»

Судью и адвоката уже давно вывели через боковой выход — отряд СОБРа постарался. И теперь бойцы стояли тесным рядом вокруг клетки, подняв щиты и накинув на лица защитные полусферы шлемов. Им бы хватило сил оттеснить визжащих и вопящих людей, но не было ни приказа, ни желания.

В хаосе броуновского движения в разгромленном зале заседаний только три фигуры оставались малоподвижны и неподвержены всеобщему безумству. Наставник Борислав, каменным изваянием застывший в дальнем углу и равнодушно смотрящий в окно, и двое, как обычно облачённых в гражданские костюмы, храмовников: один возле парадного, другой у бокового выхода. Пути были отрезаны, но Алиса и не рассчитывала на побег.

— Смерть! Смерть ведьме! Смерть! — скандировали люди. Бешеное торнадо мусора и оскаленных лиц вращалось в безумном танце ярости.

Лишь когда наиболее рьяный защитник церкви бросил в сторону клетки пивную бутылку с торчащей из горлышка тряпкой, ряд широких чёрных спин перед Алисой неожиданно резво колыхнулся и лавиной стронулся с места. Бутылка, как и десятки до неё, разбилась о решётку, не долетев, но огненные брызги прорвались, и Алиса скукожилась под жалящим дождём, закрывая скованными руками голову. Взглянула исподлобья — по чёрным арматурам клетки вниз ползли пламенеющие капли, но гореть тут было нечему.

Стулья, палки, бутылки, руки и головы бились о прозрачные щиты, теснящие толпу, но строй уверенно ширился, вытесняя людей к выходу. Колыхался чешуйчатым панцирем из щитов на чёрном теле шеренги. Казалось, что толпу без особых усилий выдавят из зала, но с улицы раздались крики, все разрастающийся ор ширился, бился волнами в окна, приближался и выплеснулся в двери, словно шампанское, нашедшее выход. Лезущие, напирающие, раздирающие пространство криками люди навалились на стену щитов девятым валом — мощнее, выше, выше, уже по головам! — подмяли их, и прошли дальше — к чёрной решётке, из тюрьмы вдруг превратившейся в убежище.

Зажавшись испуганным волчком, вжимаясь в стену, Алиса пялилась в распахнутые перекособоченные ненавистью рты, в пустые глаза, подёрнутые зыбкой плёнкой невосприимчивости, — и уже не могла отличить женщин и мужчин, молодых и старых. А сквозь прутья тянулись растопыренные напряжённые пальцы, сплетаясь в единую массу шевелящихся, наползающих опарышей. И почти доставали.

Алиса растерянно крутила головой, ища среди десятков искривлённых лиц знакомые, она ждала что вот-вот появится кто-то, облачённой властью говорить, кто-то, кому достаточно будет поднять руку, чтобы толпа замерла, в экстазе понимания слитно опускаясь на колени и начиная молитву.

— Вы мне обещали… вы обещали… обещали, — беспомощно шептала она.

Под яростные крики толпа наваливалась на решётку.