Он осторожно поместил картонную полоску назад в деревянный ящичек и сказал, что придумал и кое-что другое. Ещё более остроумное и дающее право на большие надежды. Прототип у него уже есть, и он уже видел встречный интерес в трёх домохозяйствах и ждёт только конкретного заказа, чтобы изготовить первый образец по мерке.
И он подошёл к большому металлическому шкафу, открыл его и достал большой кусок плёнки, многократно сложенной плашмя. Осторожно развернул его на полу. Это была обычная малярная плёнка размером три на три. Правда, по периметру этого куска он продел резинку, пропуская её в бесчисленные отверстия по краям. Это походило на натяжную простыню, только из пластика.
– В поездках я то и дело натыкался на одну особенность городской жилой культуры.
Он явно ожидал от меня расспросов, и я его не подвела:
– Ага. И на какую же?
– Многие люди застилают свою мягкую мебель защитным покрывалом. Они не хотят, чтобы дорогое приобретение протиралось или пачкалось. И их можно понять. Они снимают эти накидки, только когда ожидают дорогих гостей или когда сами хотят полюбоваться на мебель в чистом виде. И это работает, мебель остаётся под покровом безупречной. Но вот что зачастую десятилетиями подвергается беспощадному износу, вот что действительно страдает от использования, что, так сказать, люди буквально топчут ногами, это… – Он замер не дыша, сделав паузу для напряжения. – Это ковры. Но «плёнка Папена» покончит с этим. Стоит только закрыть ковровые дорожки или ковры в гостиной этой прозрачной защитной плёнкой, выкроенной по размеру, и вот уже ни у грязи, ни у пыли, ни у клещей не будет шанса. А узор и цвет ковра под бесцветной и прозрачной плёнкой останется по-прежнему на виду.
Мой отец полагал, что кто-то станет закрывать свой ковёр защитной плёнкой, чтобы не подвергать вещь износу. «Ковровая плёнка Папена». Вот уж поистине все будут в восторге.
– Ну? Разве это не гениально?
– Ещё как гениально, – согласилась я, улыбаясь, хотя понимала, что пластик не обладает такой износостойкостью, как персидский ковёр. Я воздержалась от малейшего замечания, а вместо этого смотрела на моего малорослого отца с его вставшими дыбом волосами – из-за раннего утреннего времени и из-за электростатического заряда плёнки. Он стоял – торжествуя – посреди склада, держа в руках свою «ковровую плёнку Папена», и выглядел как первооткрыватель, как человек, знающий то, чего больше никто не знал. В это мгновение он был поистине счастлив.
Это состояние было мне знакомо по Хейко, и я подумала, что они оба имеют между собой больше сходства, чем можно подумать на первый взгляд. Оба этих мужчины были настроены революционно, оба изобретали новые продукты, изменяли их назначение или стимулировали в покупателях новые потребности. Разница между ними состояла лишь в том, что мой отец был бедный неудачник, а Хейко чуть не лопался от самомнения и успеха. Было нечто, объединяющее их, а именно – вера в возможности, которые таятся в вещах. Но если мой отец никогда не отрекался от этой веры, то Хейко был готов бросить любое дело, если оно не оправдало его ожиданий. Возможно, в этом и состояла тайна неудачливости одного и успешности другого.
В местности Боттроп-Бой Рональд Папен пометил себе область охоты, и мы начали с первого дома. Двенадцать квартир, оборудована лишь половина из них, пятьдесят на пятьдесят, как сказал Рональд Папен, щёлкнув двумя пальцами и прицелившись в меня третьим. По прошествии чуть больше десяти минут мы снова были снаружи. И при мысли о том, что так и будет целый день, мне стало неспокойно. Потому что то же самое будет и на другой день, и на будущей неделе, и потом тоже. На пути к следующему дому я сказала:
– Может, мне опять попроситься в туалет?
– Что, в самом деле? Тогда мы с самого начала спросим, можно ли.
Невозможно было сказать, понял ли он, что я планирую финт, или в самом деле подумал, что мне надо в туалет. У следующей квартиры в воздухе стоял сильный пряный аромат. Как будто там жила большая сосиска с соусом карри. После двукратного звонка дверь нам открыла пожилая дама. Рональд опять завёл свою прелюдию, мол, снаружи он заметил, что у них нет маркизы, на что дама ответила, что она годами ждёт, когда же её домовладелец приладит на балконе тент, такие речи Папен слышал уже не раз и сказал, что может продемонстрировать две модели, которые, возможно, оплатит домовладелец, потому что они совсем не дорогие, но дама не соглашалась, потому что ждала своего сына.
Это было мгновение, когда я выступила из-за спины отца и сообщила, что мне очень нужно. Но дама очень строго на меня посмотрела и только теперь проявила недоверие, какого от неё нельзя было ожидать. Она сказала, что ей очень жаль, но её сын внушил ей строго-настрого, чтобы она не поддавалась на такие просьбы. Известно, мол. Один в туалет, а другой в гостиную, и потом уже теряешь контроль, а через неделю обнаруживаешь, что из выдвижного ящичка в спальне пропали ювелирные украшения.
– Да что вы. – Отец был искренне потрясён. – Не хотелось бы, чтобы у вас осталось от нас такое впечатление.
Но разговор был окончен. Надо чувствовать момент, когда ты проиграл. Мы распрощались и поднялись на этаж выше. Там тоже открыла женщина. Папен ещё даже не закончил свою вступительную речь, как в прихожей зазвонил телефон. Женщина извинилась, и мы услышали разговор.
– Это Борне. Алло, Хильда?.. Ага… Да, они как раз стоят у меня под дверью. В туалет… Нет! Ты так думаешь?.. Хорошо, что ты меня предупредила. А у тебя есть тимьян? Мне срочно нужен тимьян. Жаль. Ну, в любом случае спасибо. Пока!
В третьей квартире открыл молодой мужчина, который был там лишь в гостях и не питал никакого интереса к маркизам. Но прежде чем мы позвонили на пятом этаже, мне в голову пришла одна идея.
– Папа, может, нам сделать всё наоборот? Может быть, лучше попроситься в туалет тебе?