И потом пошёл на пятый этаж, первая дверь направо. Фамилия Розен. Динг-донг.
– Надо дать людям время. Никогда не торопитесь бросать винтовку в рожь, – прошептал он.
Через некоторое время дверь открылась, и в проёме появилась женщина средних лет.
– Добрый день? – вопросительно сказала госпожа Розен.
Рональд Папен произнёс весь текст своей роли. И женщина приветливо сказала:
– Мне очень жаль, что вы потратились, приехали сюда продать маркизу. У меня для этого нет денег.
– Не проблема, – сказал Папен. – У меня есть идеи и для клиентов, которые не почивают на розах. Решение всегда найдётся.
– Я совершенно точно не покупаю ничего в рассрочку. Да мне и нельзя. Мой муж меня за такое убьёт. – Она посмотрела мимо Папена и обнаружила меня на площадке у него за спиной.
– А ты кто? – спросила она.
– Это моя дочь. Она у меня на каникулах. И сопровождает меня, чтобы посмотреть, как работает её отец.
– И как? Не очень скучно? – спросила госпожа Розен.
– Вообще не скучно, – сказала я. – А можно мне воспользоваться вашим туалетом?
Госпожа Розен открыла дверь и сказала:
– Конечно.
И глядь – вот уже и Рональд Папен внутри.
Я дала ему две минуты, чтобы завязать разговор с этой женщиной. Разглядывала в это время картинки котиков в гостевом туалете Розенов, потом спустила воду и помыла руки. Мой трюк сработал. Благодаря ему мы переступили через порог. Но, к сожалению, оказалось, что господин и госпожа Розен сделали уже слишком много покупок в рассрочку. Госпожа даже откровенно созналась, что на всех каналах телевизионного шопинга стоит в красных списках, а это означает, что им там больше ничего не продают. И действительно, половина квартиры была заставлена явно ни разу не использованными приобретениями, частью ещё даже в упаковке.
Папен распрощался и оставил у них свою карточку. Только на случай, если обстоятельства вдруг изменятся. И потом мы ушли. Я скользила левой рукой по красным пластиковым перилам лестницы. Наши шаги гулко отдавались в лестничной клетке.
На улице я повернулась к отцу. Теперь у него был усталый вид. Не то чтобы разочарованный, а скорее пустой, как будто у него отняли его задание.
И в этот момент я не могла иначе. Я шагнула к нему и обняла этого некогда смутного, печального, этого бесконечно старательного и нежного человека, как это может сделать только дочь. И мой отец выронил сумку с образцами и тоже обнял меня. Там, в Гельзенкирхен-Буер-Хасселе я впервые ощутила своего отца. И только с того момента я знаю, чего я была лишена в первые пятнадцать лет моей жизни. Как сильно мне недоставало этой её части.
Наконец мы пошли к машине. Сейчас я верю, что он тогда почувствовал то же, что и я. По крайней мере, в тот день у него уже не было желания наносить следующие визиты.