До последней минуты он был уверен, что откроется дверь и он увидит – Иван Саввич за тридцать лет совершенно не изменился. Но это, конечно же, было не так. Нет, он еще не был глубоким стариком. Ясные глаза все так же, с хитринкой, смотрели на Родиона, и был он так же высок и худ, похож на сухое дерево, но голова совсем облысела и покрылась пятнышками, лицо избороздили морщины, а ходил он, опираясь на палку.
Они медленно шли по цветущему саду. Им было о чем поговорить. Иногда им встречались люди – одни здоровались, другие проходили, ничего не замечая, третьи о чем-то говорили сами с собой.
– Это невозможно, – сказал Иван Саввич.
– Вова ваш был невозможен. Я терпеть его не мог.
– Ах да, Вова.
– Он ушел.
– Да-да… Ведь ты его прогнал.
– Но я не сделал его трехмерным! – почти крикнул Родион.
И смутился. Со стороны он запросто сошел бы за очередного психа. Иван Саввич только улыбнулся.
– Когда я был маленьким, я тоже любил рисовать.
– Чего?!
– Я и сейчас люблю.
– Ну, разумеется! Как там дальше? Давай порисуем вместе.
– Нет. Этот номер не сработает. Тогда я думал – ты научишься всему, наиграешься, а потом… живые люди ведь интереснее нарисованных. Забудешь. Все забывают – рано или поздно. А потом они живут отдельно, а создатель отдельно. Никто никому не мешает. Но я тебя недооценил. Я все наблюдал за тобой, даже когда ты подрос. Ты знал?
Девочка с желудевыми глазами…
– Знал.
– Ты создаешь свой мир таким, что в него веришь не только ты сам, но и другие люди. Чем сильнее вера – тем прекраснее мир.
В другое время Родиону было бы даже приятно поболтать со стариком о высоких материях, но сейчас его терзало другое.
– Наш ребенок…
– Ты его не вытащишь.