– Почему?
– Чтобы этого не видела Мэри, ведь американец должен был в скором времени стать ее отчимом. Как оказалось, этот человек вел себя нагло со всеми, кто не входил в круг его семьи. А все, что касалось семьи, было для него святым. А теперь представь, каково было бы Мэри, которую увозят от родного отца, если бы ее отчиму дал по морде тот, к кому она хорошо относилась. Ладно. Не бери в голову. Я думаю, тебе надо поехать домой и выспаться. А мне пора на дежурство. Но за то, что я сегодня работаю за тебя, у меня будет одна просьба.
– Интересно, какая?
– Завтра или послезавтра съезди к одному пациенту. Сам он добраться до больницы не может и ложиться в нее отказывается.
Волков достал из стола медицинскую карту и кинул мне. Судя по адресу, пациент жил на окраине города в одном из старых домов. Завтра постараюсь до него добраться, если, конечно, погода не станет еще хуже.
Попрощавшись с Волковым, я вышел из его кабинета в коридор, где не было ни души.
Мгновения ушедших лет
Я шел под осенним дождем, что обрушился на этот странный город, и чувствовал прилив сил. Воспоминания прошлого обрушились на меня как снег на голову. Я вспомнил маму, папу, о котором я знаю лишь благодаря рассказам родных, тетю Ребекку, Марти, праздники, когда мы собирались всей семьей. Я ощутил себя маленьким мальчиком, и на душе стало светло и спокойно. Плевать, что одежда была насквозь мокрой, плевать, что в ботинках хлюпало и было ощущение, будто я стою в болоте, – плевать на все это. Как можно думать о таких мелочах, когда на улице идет дождь? Возможно, завтра я слягу с температурой и воспалением легких, однако в эту секунду мне хорошо, я счастлив, а все остальное будет потом.
Мимо пробегали люди под зонтами, а у кого не было зонта, тот старался хоть чем-то укрыть голову от дождя – пальто, газетой, сумкой. Все они бежали прочь с улиц, превращающихся в реку, чтобы скорее закрыться в своем доме, захлопнуть окна и двери и спрятаться под одеялом, а затем постоянно думать: «Я заболел или нет? Чихнул! Неужели я заболел? Проклятая погода!»
Мне было плевать и на них: я шел не спеша, насвистывая разные песни, приходившие на ум. Порой по лужам в считаных метрах от тротуара проносились машины, поливая прохожих с ног до головы. Кто-то визжал, кто-то негодовал, а мне было… Правильно. Все равно! Почему эта прогулка не может длиться вечно? Хотя нет, дождь быстро наскучит. К хорошему всегда привыкаешь, а затем перестаешь ценить, поэтому ничто не должно быть вечным.
Незаметно для самого себя я оказался возле подъезда дома, ставшего родным. На этом прекрасная прогулка была закончена. Я быстро поднялся по ступеням и зашел в квартиру. К счастью, никто не встретился мне в коридоре – мне уж очень не хотелось ни с кем разговаривать. Я закрыл дверь и прямиком направился в ванную, чтобы согреться.
Сегодня настроение скачет то вверх, то вниз, не желая повиноваться приказам разума. А поскольку работать не пришлось, то впереди меня ждал целый день в тишине и покое. Наверное, стоит почитать дневник Майкла, который отдал Антонио. Не знаю почему, но мне кажется, что не случайно я напомнил Волкову его друга. Вполне возможно, есть какое-то сходство.
Я неохотно вылез из горячей ванны, заварил себе крепкий чай с медом и уселся в кресло возле окна, чтобы слышать, как бьются хрустальные капли дождя о твердую кору серого города.
В моих руках лежала толстая старая тетрадь, исписанная лишь наполовину. На потертой обложке справа в углу отчетливо выделялось имя «Майкл Лоурен». Какая дата стояла на фотографии у Волкова в кабинете? Пятнадцатое июня тысяча девятьсот пятьдесят второго года? Да, именно она. Я открыл дневник на странице, датированной тем же числом.
–
–
–