Вадбольский 3

22
18
20
22
24
26
28
30

— Всего лишь клятву. Клятву, что не обратишь знание во зло, не будешь пытаться обратить меня в раба… Я всегда жил свободным! И умру свободным… если такое со мной возможно.

Я вскинул ладонь, прерывая.

— Я из мира, где нет рабов, где человек человеку товарищ, брат и волк. Клянусь, чем угодно, сам подбери формулу, даже не подумаю наносить тебе вред, если только сам не нападешь на меня.

Он приблизился, глядя на меня жуткими тёмными провалами, вдруг метнулся ближе, я успел ощутить смертельный холод, словно вся тёмная вселенная пронеслась сквозь меня, и тут же он, облетев вокруг, снова завис перед моим лицом.

— Я тебе верю, мальчик. Ты чист.

— Тогда…

Он вздохнул.

— Я в предвидении своей смерти, увы, даже такие чародеи стареют и умирают, собрал всю мощь за последние десять лет и заклял одну вещь, сделал её неразрушимой и упрятал в толще несущей стены. Сколько она будет существовать, столько просуществую и я. Понимаешь, дворец этот рассыплется в пыль, а моя душа будет вечной или почти вечной, как привязанный к ней амулет. Если его изъять, волей-неволей последую туда, где он окажется. Такова плата за бессмертие, юный друг. Я отдаю свою судьбу в твои руки. Ибо если разрушить эту вещь, то разрушишь и меня.

— Ну-ну, — сказал я, — давай без пафоса. Ты здесь в тюрьме. Сидишь двести лет или сколько?.. А со мной хоть какая-то прогулка. Где этот тайник?

— В соседней комнате, — сообщил он, — действие амулета распространяется на площадь всего этого дворца. Но не больше. Потому я могу передвигаться по всем помещениям, от подвалов до крыши, но даже двор мне недоступен.

Я нахмурился, вряд ли герцог позволит мне долбать стену в его старинном замке. Хотя ради избавления от жуткой твари может и позволит, но как-то не хочется раскрывать ему все карты. Пусть лучше думает, что я тут пошептал, помолился, помахал руками, и всё кончилось.

— Сейчас ночь, сказал я, — ты поспи, если сможешь. Мне время терять нельзя, у меня дома всё горит. Не отвлекай меня до утра, хорошо?

— Хорошо, — ответил он, вытянулся в длинную тёмную иглу, что основанием входит в пол, а остриём в потолок, но через мгновение метнулся в сторону и пропал за той стеной, где Мата Хари демонстрировала фильм.

Я опустился в кресло поглубже, почти лег, сейчас всё пошло быстрее, как только нащупал тропинку. Сейчас вот с лёгкостью лепил из воздуха копию мебели в кабинете, единственная беда, что разрушаются сами по себе, стоит моргнуть или отвести взгляд, да и вообще такие иллюзии держатся несколько секунд, а я выжат, как лимон в руке домовитой хозяйки.

И всё-таки за пять часов, что мог бы потратить на сон, научился держать неопределённо долго, но стоило дотронуться хоть пальцем, изображение моментально исчезало.

Конечно, это не боевая магия, которой все мечтают овладеть, но и то хлеб. Я же могу, к примеру, поставить перед противником иллюзию льва, тот в испуге ударит по нему со всей силой, растрачивая время и силы, а я успею засандалить ему самому. Да только льва вряд ли сумею. Как и вообще ничего устойчивого, кроме тумана…

Туман тоже хорошо, мелькнула мысль. Та же дымовая завеса.

Хмыкнул, как ни крути, а человек всё для войны, для победы, для доминирования.

Утром сквозь толстые двери увидел в коридоре тепловое изображение человека, всмотрелся, ну да, Горчаков, его крупное здоровое сердце, что бьётся слишком учащённо, кровеносная сеть, желтоватые кости скелета, тонкие нити капилляров, что идут от толстых вен…

— Заходи, — крикнул я.