Наверх выскочил, как кот, которому привязали за хвост пустую консервную банку, промчался к зданию.
Любаша вскрикнула:
— Ой, барин, как вы напугали!.. Кушать изволите?
— Попозже, — сказал я. — Кто-нибудь спрашивал обо мне в последнее время?
Она посмотрела с испугом.
— Барин, но вы только приехали, сразу всё проверили, пообедали с графиней, и ушли в тот овраг. Часу не прошло! За это время несколько раз заглядывали на кухню…
Я вздохнул.
— Ты права, гиблое место. Нужно огородить, засыпать, а на том месте построить зал для упражнений и прочих гимнасий.
Сюзанну, похоже, я всё-таки подсадил на возможность смотреть и даже управлять иллюзиями изображений с песнями и танцами. Даже пару фильмов посмотрела по своему хотению, хотя выбор был только на историческую тематику, и, конечно же, потрясена предельным реализмом, словно всё это вживую прямо перед нею.
Если согласилась помочь и показать себя умелым управленцем и финансистом только под нажимом суфражисток, то теперь уже на моём крючке, самозабвенно роется в счетах, разбирается с имением, заключает договора со строительными организациями на ремонт особняка и на постройку помещений для крупно-рогатого, здесь их называют хлевами, кто бы подумал, готовит всеобщую ревизию, дескать, только после неё можно понять, что делать дальше.
Шаляпин, который следит и за людьми, что приезжают в мой дом на Невском проспекте, каждый раз ныряет за визитёром в холл, смотрит, что тот оставляет на столике для визиток, и как только уезжает, тут же читает и передаёт картинку мне.
Среди новых визиток с приглашением нанести визит соседям, сегодня принесли письмо от Горчакова. Он сообщил, что может прибыть завтра-послезавтра, как только я выберу время принять его светлость.
В имение он приехал на следующий день, на этот раз с шофёром и двумя телохранителями. Причем, и шофёр выглядит опытным бойцом, рослый, хорошо сложен, мускулист, а то, как сразу осмотрелся, едва вылез открыть дверцу перед княжичем, показало, что сразу отмечает точки, откуда могут стрелять, куда стоит отступить, где может случиться нападение.
Горчаков вылез из автомобиля с довольным и беспечным видом, юный барин, живет в достатке, каждую прихоть слуги выполняют, телохранители убирают из-под ног каждую щепочку, не отвлекайся, барин, радуйся жизни…
Я встретил его на широкой, но весьма так выщербленной лестнице, протянул руку, но он обнял, словно мы вообще закадычные друзья, часто пьем вместе и ходим по кафешантанам, похлопал по спине.
— Вижу, ты тут на свежем воздухе отъелся, стал шире…
— Хорошо кормят, — ответил я. — Пойдем, ты устал с дороги, всё-таки нежный цветок Петербурга и всяких там салунов. Нет, салопов? Тьфу, салонов! Дернем по чашке кофе с пирожками, можем с печеньем, у меня научились печь, потом поговорим.
Он пошёл со мной рядом с любопытством поглядывает по сторонам, особняк громаден, но вид у него таков, словно построили во времена Юлия Цезаря и с тех пор даже не меняли облицовку.
— Уже обустраиваешься?
Это он заметил еще в холле новенькую мебель, я сказал с удовольствием: