— Да, это мой исчезнувший управляющий постарался.
Он взглянул на меня с интересом.
— Что-то ты темнишь, Вадбольский!
— Ты же дипломат, — ответил я с ухмылкой, — должен в каждой фразе видеть два-три смысла. А если мусульманин, то и семь, как велено в Коране.
Навстречу попалась Любаша, присела в поклоне. Я сказал вельможно:
— Подай в малую гостиную нам кофе и пирожки. Да, а потом пригласи моего бухгалтера.
Она пискнула:
— Да, хозяин!
Горчаков с интересом посмотрел ей вслед.
— Хорошенькая, вот почему ты не волочишься за барышнями из высшего света. Вообще-то молодец, даже бухгалтера завел…
В малой гостиной, уже убранной и чистенькой, на стене портрет Государя Императора, почти такой, как в моём доме на Невском, только теперь Государь Самодержец не в кресле, а стоит на фоне замерших перед его величием кавалергардов, отечески строгий, рослый такой красавец с ясным взором, недаром русских царей считали красивейшими мужчинами Европы.
Горчаков остановился, внимательно осмотрел, перевёл задумчивый взгляд на меня.
— Прекрасное полотно… Кто рисовал?
Я отмахнулся.
— Да кто запоминает художников? Саблей не умеют, меч уронят, в штыковую атаку не пойдут…
Он усмехнулся.
— Вадбольский, не ерничай, уж я тебя знаю.
Он опустился за стол, через минуту Любаша внесла на большом подносе три парующие чашки, сразу по комнате распространился бодрящий аромат, а ещё следом за чашками поставила большую тарелку с горячими пирожками.
Горчаков указал взглядом на третью чашку, в это время в распахнутую дверь вошла Сюзанна, очаровательно улыбнулась, увидев Горчакова, сказала звонким счастливым голосом:
— Вызывали, хозяин?