— Вадбольский, — сказал он недовольно, — нужно больше доверия нашему правительству. Не все там глухи и слепы. Думаешь, только я один заметил, что ты получил баронство и огромный надел земли после того, как граф Басманов внезапно вернул себе прежнее зрение?
Я поморщился.
— Думаю, я не настолько крупная величина, чтобы меня замечали на таком высоком уровне.
Он усмехнулся.
— Верно, но на низком, где каждого берут на учет, тебя уже заметили. И кто-то порекомендовал обратить внимание. Вверху, конечно, люди другого ранга и возможностей, но… кто это говорил, что хороших мужчин разбирают ещё щенками?
Всё, сказал я себе с внутренним холодком. С врачеванием тоже надо завязывать. А если очень уж необходимо, то через Джамала. О нём ничего не известно, ни где живет, ни где служит.
Улыбнувшись как можно более простецки, я сказал без особого интереса:
— Я не лекарь, сам знаешь.
Он кивнул.
— Знаю. Может быть, только я один и заметил. Как и то, что графиня Кржижановская, по отзывам её знакомых, явно помолодела, выглядит прекрасно, дышит юностью…
— И чё?
— Ты с нею общаешься, — напомнил он и добавил значительно и с расстановкой, — как и с графом Басмановым.
— Ну ты и гад, — сказал я с сердцем, — обо мне сведения собираешь?
Он ухмыльнулся.
— Ничуть. У меня память хорошая, а мозг умеет раскладывать по полочкам. Но я твой друг, Юра. Хоть ты меня и не принимаешь.
Я буркнул:
— Я никого в друзья не принимаю, мог бы и заметить. Потому что всякий старается побыстрее набросить на меня хомут и поставить в стойло. А я пока такой вот мелкий, мне бы просто жить и никого не трогать.
В комнату заглянул дворецкий.
— Изволите кофий?
Я не успел ответить, Горчаков отмахнулся: