— А что церковь, если магия вот она? Значит, всё по воле Господа, и если Он позволяет магию, то либо проверяет людей в стойкости и вере, либо наказывает за грехи.
— Тоже мне наказание, — буркнул я. — Маги сильнее простых простодырых христиан, вот-вот захватят мир…
Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной.
— Ошибаешься, Вадбольский. Какой там захват мира? Большинство наших курсантов только и думают, как после окончания училища устроиться на тёплое местечко в столице! Да и то не своими усилиями, а с помощью родни, связей. А пока отлынивают от учебы, головы забиты барышнями, пьянкой, скандалами…
Я демонстративно поморщился.
— Испанский стыд! А как же мечта о доблестной службе Отечеству? Где горение юных сердец?
Он сказал посерьёзневшим голосом:
— Потому к тебе и присматриваются, ты сам это ощутил. Империи нужны амбициозные.
— С амбициозными сложности, — напомнил я. — Да и рано, мы всего лишь курсанты.
Он хмыкнул.
— Хороших мужчин разбирают щенками!
— Так говорят старухи, — напомнил я, — что подыскивают женихов для своих только что родившихся внучек!
Прозвенел звонок, во двор высыпали гурьбой курсанты, часть ринулась в столовую, ещё больше устремились на женскую половину двора продолжать флирт, как без него жить, гормоны бурлят и бытие определяет сознание, я увидел как из женского корпуса вышли Иоланта и Глориана, они же почти равны по статусу: Иоланта принцесса крохотного королевства, а Глориана — великая княжна императорской семьи.
Иоланта первой увидела нас с Горчаковым, стрельнула глазами и указала Глориане кивком.
Глориана вскинула над головой зонтик, лицо решительное, направилась в нашу сторону. Я засобирался сбежать, Горчаков как раз смотрит на меня с подчеркнутым превосходством, но не рода, а своих знаний, только в этом случае я не чувствую себя оскорбленным.
— Так, — подчеркнул он веско, — говорят везде. И в Генштабе тоже. Ещё не решился признаться? Я твой друг, не выдам!
Я вздохнул обреченно, Глориана ещё далеко, успеваю сбежать, сказал с неохотой:
— Ладно, ты меня раскусил. Мой настоящий титул…
Он сказал жадным шёпотом:
— Говори, я никому!