Вадбольский 3

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот прямо сейчас, — велел я жёстко, — идём к тебе в кабинет… а он у тебя тут точно есть, и ты мне показываешь все книги расходов-приходов и попытаешься объяснить, почему здесь такое запустение. Если обнаружу воровство… гм… повешу прямо на воротах! Дабы. Понятно?

Он вскрикнул в страхе:

— Я отчитываюсь только перед… графом Басмановым!

Я уловил заминку, рыкнул люто, приблизив к его пухлой физиономии своё разъяренное лицо:

— А ещё перед кем?

Он нервно сглотнул, с ответом замедлил, а Тадэуш, всё понимая без слов, начал крутить, затягивая воротник, так что жертве сдавило горло, он побагровел, глаза полезли на лоб, прошептал:

— … и перед графом… Карницким….

Я рыкнул:

— А это ещё кто?

— Сосед, — ответил он стонуще. — Граф Басманов редко бывает здесь… очень редко… и его светлость граф Артемий Васильевич Карницкий взял на себя некоторые заботы насчёт порядка…

Я сделал знак Тадэушу, тот разжал пальцы, управляющий рухнул на пол и ухватился за горло.

— Насчёт порядка, — сказал я холодно, — уже вижу. Тадэуш, присмотри место на воротах. Нужно повесить красиво, чтобы видно было издали. А ты, управляющий, веди в свой кабинет!

Я ожидал, что придётся разбираться в каких-то запутанных записях, серых и тёмных схемах, но у Чичикова вообще не отыскалось никаких книг, по которым можно определить, сколько приходит, сколько уходит, а что остаётся.

Дрожа от ужаса, он лепетал, что граф Карницкий оказался настолько благородным и отзывчивым, что сам занимается бумагами, а также направляет людей на работу.

И весь транспорт на нём.

Я всё больше начал ощущать, что на меня свалилось совсем не то, что ожидал. Всё это хозяйство приносит убыток, но Басманову прёт прибыль с его земель в Новороссии и Малороссии, а ещё больше — с рудников и заводов, так что всё перекрывается… Но я же сам попросил дать убыточные земли!

— Понял, — сказал я тяжёлым голосом. — Вон отсюда. Сейчас же! Чтоб и духу твоего не было.

Он вскрикнул в испуге:

— Но это же мой дом! Я столько его строил!

— Это дом управляющего имением, — напомнил я. — Ты уволен. Задержишься чуть — повесим на воротах. Ты знаешь за что.