— Спас меня от «Королевы ночи»? Джакс, ты трахал меня на глазах у всего клуба!
Я ожидала, что он усмехнется, довольный как хулиган, но нет. Его мышцы напрягаются, и кажется, что ему требуется адский самоконтроль, чтобы медленно поднять стакан с янтарной жидкостью к губам. Я замечаю бутылку у задней ножки его кресла. Она почти пустая.
— Почему я не удивлен твоей неблагодарностью, Адалия? — произносит он с ядовитой насмешкой. — Правда в том, что я даже не задумывался о том, что ты, возможно, с нетерпением ждала, чтобы другие мужчины запускали пальцы и языки в твою киску. Может, еще и горлышко бутылки от шампанского засунуть тебе в задницу?
Я наклоняюсь, чтобы ударить его, но он ловит мое запястье. Его глаза сверкают, но я не уверена, это ярость или желание плещется в них.
— Скажи мне правду, Адалия. Ты наслаждалась тем, что была Ада-Роуз. Тебе нравилось превращаться в соблазнительницу в той клетке. Это возбуждало тебя. Заставляло чувствовать себя звездой.
Безумие собирается в его глазах, пока он говорит. Его хватка становится железной, с каждым словом сжимая мое запястье все сильнее, заставляя меня вскрикнуть и упасть на колени перед ним.
— Тебе нравилось танцевать для тех мужчин в этом крошечном бикини и кожаных ремнях. И ты хочешь сказать мне, что это не было проституцией?
— Я не говорю, что ты совсем неправ...
— Может, ты этого и не говорила, но твоя подруга Миа уж точно сказала, — выплевывает он, даже не дав мне закончить. — Она прислала мне голосовое сообщение сегодня, заявив, что я был слишком уж жесток с тобой. Что ты не танцевала в стрип-клубе, и мне пора перестать вести себя, как обиженный любовник. Да, наверное, маска и кожаные ремни — это одежда Мэри Поппинс. Я, наверное, не видел, как ты села в шпагат, в котором оставалось чуть-чуть до того, чтобы весь клуб увидел твою киску. Все это, видимо, у меня в чертовой голове.
Он трет палец о висок на последней фразе, будто воспоминание сидит прямо там, и он пытается стереть его.
— Это был единственный способ выплатить долг моей матери, пока я не встретила тебя, ублюдок, и ты это знаешь.
Он сильнее сжимает мое запястье и притягивает ближе.
— Я выплатил долг твоей матери. Все до копейки.
— Ты выплатил. Поэтому я и хотела прекратить танцевать в клубе. Причина, по которой я согласилась на «Королеву ночи», заключалась в том, чтобы раз и навсегда покончить с этой жизнью. Это было условие Снейка, чтобы отпустить меня. То, что ты видел в клетке, не было тем, чем я занималась там на регулярной основе.
Он ухмыляется, обнажая ровный ряд идеальных зубов.
— Нет. То, что ты делала на регулярной основе, — это выставляла себя почти голой перед десятками мужчин. Тряся перед ними своей грудью и задницей.
— Я больше не собираюсь извиняться за то, кто я и что я делала! — выпаливаю я. — Мне не нравилось танцевать у Снейка, но знаешь что? Я этого и не ненавидела. Это было ближе всего к настоящей карьере танцовщицы, чем я когда-либо была. Ты сам это сказал — люди забирали у меня возможности, они...
— Да, конечно, это всегда чья-то еще вина, — шипит он. — Так всегда, не так ли? Что ж, позволь мне сказать тебе кое-что, Адалия. Жизнь — это сука для большинства из нас. И мы можем винить в своих выборах других только до определенного момента.
Это быстро доходит. Я прекрасно понимаю, о чем он говорит, потому что сама чувствую то же самое. Моя мать всегда винила в своем пьянстве уход отца, работодателей, которые ее эксплуатировали, своих парней, которые ей изменяли или оставляли ее без сознания в постели, крали ее вещи и никогда не возвращались. Я ненавидела ее за это и не хотела слушать ее оправдания. У нее был ребенок, ее обязанность была собраться и пробиваться через трудности.
С тех пор как я переехала к Джаксу, я избегала наших с матерью видеозвонков по выходным. Она настаивала, но я не могла заставить себя возобновить общение. Я слушала достаточно подкастов по саморазвитию, чтобы понять, что мою низкую самооценку сформировало мое детство — хотя я и не сваливаю всю вину за свои решения на мать, они мои собственные. Но также моими являются злость и обида.