«Вот прохвост!» – восхитился про себя Митюха, но вида старался не подать, он уже не первый год с разными снабженцами работал и обозников повидал столько, сколько не всякая кумушка торгашей на своем веку видела!
А уж вы бытность майором столько натерпелся, лиха хлебнул, что на две жизни вперед опыта приобрел. Да и оба Никиты не лаптем щи хлебали – с царскими обозниками постоянно воюют, и что самое удивительное… постоянно проигрывают. Никак не научатся, то и дело Прохору приходится разбираться с зарвавшимися служаками, благо что те крысятничать да воровать не решаются, зная, какое наказание за подобное ждет, но и нервы трепят так, как самая дурная теща не сумеет.
– Отец, а давай мы тебе рубль по прибытии за ожидание дадим!
– Неужто золотой? – оживился дед.
– Побойся Бога, совестливым быть надо! – возмутился Никита Кожевников от подобного аппетита возничего. – Серебряного хватит.
– Ладно, сынки, будь по-вашему… но мне бы чуточку наперед получить, надо Ромашке моей кое-чего прикупить.
Прохор сплюнул и достал четвертак, остальное отдаст после. Да и не говорить же деду, что от золотых денег отказываются все больше, не зря же акции Первого Банка России в ход пускают, да не абы какие, а именные – людям в дороге самое оно, да и удобно сие, тяжести не таскать, а на золото в случае нужды в любом отделении банка обменяют. Вот только эти отделения имеются пока в самых больших городах России, да и то преимущественно в центральной ее части, а вот за Уралом и в недавно присоединенных землях их мало.
Четвертак мгновенно исчез, стоило ему только оказаться в ладони деда, улыбка озарила бородатое лицо, и он с прибаутками да посвистом погнал сани под навес, а три витязя, чувствуя дрожь во всем теле, направились прямиком к воротам, на которых стояли пятеро семеновцев: капрал и четверо рядовых.
Гвардейцы не абы кто – службу блюли на зависть всем. Прежде чем пустить троицу, проверили приглашение и только после этого отошли в сторону. Правда за воротами путь до Кремля все равно был не близкий – метров триста точно, радовало только отсутствие ветра и сплошной навес, собранный специально для этого дня.
За красными стенами с множеством бойниц ярко горели лампы чудных форм с удивительно прозрачными стенками, а рядом с ними стояли нарядные маленькие елочки, украшенные не только белой россыпью снежинок, но и цветными лентами. Будь вся эта красота перед стенами, на площади, то рядом с ними кружился бы не один хоровод детворы. Прохору взгрустнулось, он вспомнил свое детство, затем юношество, прошедшее по большей части в Корпусе, и вот оно отрочество, плавно перешедшее в зрелость.
Митюха украдкой бросил на друзей оценивающий взгляд: вот оно, хоть и ровесники, один выпуск как-никак, а не назовешь их полностью возмужавшими, хотя на погонах уже майорские звезды…
– Ты чего улыбаешься? От красоты, что ли? – подозрительно спросил Никита Селиванов.
– От нее, именно от нее родимой.
На сей раз оба Никиты нахмурились, не в силах понять, шутит Прохор или правду говорит. С ним ведь не как с простыми людьми, вечно какая-нибудь оказия случается, недаром протеже государя!
Но как бы не был долог путь, он рано или поздно заканчивается. Вот и витязи все же добрели до Серебряного зала, где собрался весь цвет русского общества. Хотя нет, не весь, Прохор вспомнил, что некоторые из тех, кого хотел бы здесь видеть государь, покинуть свои места не могли – служба, дела или обстоятельства. Так что вместо них место занимали хоть и родовитые, но пустые люди, мало чем отличающиеся от трутней.
«И почему Старший брат их терпит? – подумал Митюха, но затем сам же себя и оборвал: – Не мое дело. Раз они есть, значит, государю для чего-то вся эта толпа нужна».
– Ух ты! Я такого нигде не видел, даже на нашем выпускном!! – Селиванов восторженно взирал на нарядных дам и дочек подле них.
Никто кроме государя не знает, каких трудов ему стоило отбить у столичных модниц право на самобытность русской культуры. А уж этот жук де Воль прилагал немалые усилия в противодействии. Но как бы там ни было, полного заимствования нарядов из Европы, точнее Франции, не произошло – их просто скрестили с исконно русскими, да и то взяли только лучшее, подчеркивающее красоту любой женщины. Да и париков здесь не было ни у кого.
– И я тоже! – поддержал друга Кожевников, но смотрел он не на пышные формы, будоражащие фантазии любого мужчины, а исключительно на длинные ряды столов и многочисленные отдельные колонны с вином и медовухой.
Прохор же как обычно старался сохранить лицо, но получалось плохо. Их отличная от остальных парадная форма привлекала внимание столь же сильно, как ярого быка алая тряпка. Хотя Никитам подобное внимание было по нутру, вон все как засветились, того и гляди пуще новенького целкового засияют.
ebooksa