– Шел бы ты, человек хороший, дальше, да к девушкам не приставал, – заявил Прохор, вставая с дивана.
Мужчина, хотя нет, какой мужчина – парень лет двадцати – двадцати двух резко обернулся, но, увидев перед собой юношу не старше себя самого, облегченно выдохнул. Он явно ожидал кого-то более опасного.
– Вали отсюда, сопляк, и забудь, что слышал, если в Берлоге как тать оказаться не хочешь!
Прохор перевел взгляд на девушку, она хоть и старалась держаться молодцом, но ее глаза умоляли помочь, а губы нервно тряслись, девочка изо всех сил пыталась не закричать.
Митюха не считал себя благородным богатырем, помогающим страждущим везде, где бы не встретил. Его взгляды на жизнь не раз менялись, пока окончательно не устоялись в том виде, которые генерал испытывал на себе последние годы. И одним из пунктов был как раз о том, что женщину нужно защищать, особенно когда она бессильна. Вот как сейчас.
Поэтому Прохор скользнул вперед, плавно ушел от неуклюжего маха противника и тут же провел серию ударов в корпус-голову-корпус. Затем, не дожидаясь, пока противник оклемается, пробил дважды в голову. Все… поплыл. А потом и вовсе свалился на пол будто куль с картошкой.
А девица вместо того, чтобы закричать, как они обычно делают, глядела на Прохора широко раскрытыми глазами и виновато улыбалась.
Митюха хотел было хмуро глянуть на нее, но неожиданно провалился в омут ярких васильковых глаз. Дыхание у него сперло, и в груди неожиданно мощно и часто застучало сердце, вгоняя тело в преддверие скорого боя.
«Боже, что это?» – подумал он, не в силах отвести взгляда.
– Всем оставаться на месте!
На пороге беседки неожиданно появилась пара гвардейцев в сопровождении офицера Берлоги.
– Молодой человек, вы пройдете с нами, а вам, барышня, предписано оставаться у себя дома, без права выезда из столицы. Вплоть до обратного решения.
Домогавшийся девушки парень вяло шевельнулся на полу и, встав на колени, звучно исторг из себя съеденное за последнее время.
«Позор», – без всякой печали констатировал Митюха, думая о том, что впервые за долгое время попал впросак, причем на такой глупости, но случись эта история еще раз – его реакция была бы аналогичной.
Перед тем как уйти, Прохор отыскал глаза девушки, странно смотрящей на него, и улыбнулся.
Глава 7
Князь-кесарь был уже далеко не молод, да чего скрывать – возраст такой, что того и гляди отдаст Богу душу, не проснувшись после очередной попойки. Да, увы, но был у всесильного кесаря России и такой грешок. Но ему позволительно – как-никак, а он столп такой, что половину молодой империи удержать на себе мог бы. Но после смерти Петра Великого нагрузка на Федора Юрьевича Ромодановского начала снижаться. Это и радовало его, и печалило. С одной стороны, не раз и не два вел он задушевные беседы с Алексеем, умел находить в его словах скрытое дно, радовался возмужавшему сыну своего выпестованного государя.
Уже нет того вертопраха и слюнтяя, что позорил царский род, исчез как утренний туман под июльским солнцем. Словно из мерзкой ленивой гусеницы появился чудесный махаон, распластавший свои крылья над всей Русью.