Дмитрий положил перед собой пухлую папку, переложил пару листков, после чего отпил травяного отвара.
– Опыты, что ставил Еремей в полях, признаны условно успешными, – не дожидаясь моего вопроса, Колпак пояснил: – Сорные травы, кои нами были отобраны для выращивания в качества фуража под скотинку, дали неплохие результаты. Правда только одна из них, коя щирицей именуется, остальные по общим показателям определены в «пустышки». Труды, затраченные на них, не окупились ни на грош. По картофелю все как нельзя лучше – основные показатели растут: собираем все больше, плоды укрупняются, ежегодно из каждой деревни, в которой был получен положительный опыт выращивания, отправляем по три-пять семей в соседние районы.
– Это все хорошо, – остановил я Диму, он мог бы о хорошем говорить долго, правда, кроме положительных вестей, есть и неприятные. У меня, слава богу, есть глаза и уши помимо основных докладчиков, так что сведения получаю от разных источников. – Почему о бунте в Семеновке и Хордеевском не говоришь? Думаешь, выгородить али как?
– Каюсь, государь! Заблудшие души они… не понимают, какое добро для них делаешь, привыкли брюкву есть, вот окромя ее ничего и не признают. Да еще староверы эти, чтоб им пусто было, народ баламутят.
– Ты на религию не переходи. Там Варфоломей есть, вот пусть и занимается просвещением, как-никак в подчинении три дюжины святых отцов держит. А если мало – патриарх еще выделит, на столь богоугодное дело. В общем, этот вопрос пока оставим открытым, но чтоб подобного больше не происходило! Вместо силы ласку применяйте, ну а коли все равно упертыми останутся – шут с ними, сами через годок-другой опыт соседей переймут.
– Я тебя понял, государь, – опустил глаза в пол Дмитрий, признавая оплошность.
– Раз внял – думаю, повторно ошибки не сделаешь. Есть еще что срочное?
– Все в папке лежит, написал подробнее обычного. Нарочно к сегодняшнему дню. Я ведь спешил узнать, как государыня с наследниками себя чувствуют…
Для Колпака этот вопрос и правда важный – благо немало времени проводил с Ярославом да в бытность Юлии наставником в Петровке общался с моей любимой частенько.
– Слава богу, все хорошо. Безопасники разбираются с татями. Вот сейчас, к примеру, как раз собирался проведать катов. Интересные, должно быть, сведения льются из поганого рта английского посла…
– Что, эта тварь посмела поднять руку на семью государя?! Это же война!
Флюиды лютой злобы, смешанные с ненавистью, волной ударили в меня, едва не вызвав улыбку. Димка хоть и умный парень, но в вопросах политики не разбирается совершенно. Для него первой мыслью стала прямая конфронтация с врагом. А ведь англосаксы за всю свою многовековую историю привыкли атаковать больше в спину да по возможности по ослабевшему противнику. Это у них сволочной менталитет такой, как у гиен и шакалов. И кажется мне, что Англия от своего человека просто откажется – ибо не место и не время им сейчас развязывать войну, хоть и ослаблена Россия, но сдачи дать способна так, что зубы не сосчитают. Впрочем, захотят расчехлить пушки, милости просим. Есть чем угостить вражину. Но это покамест подождет, тем более что письмо с нарочным ушло в Лондон к послу, вот и поглядим на реакцию Георга.
– Ты хороший парень, Дима, но в делах государственных ты полный профан, – без намека на оскорбление ответил я ему. Сухая констатация факта.
Колпак удивленно на меня воззрился, словно призрака увидел, и молча продолжил идти за мной по тусклым коридорам. Естественного освещения здесь почти не было, а «мощи» плафонов из мутноватого стекла не хватало на охват каждого закутка. Хорошо хоть воздух гулял не спертый, как обычно это бывает в подземельях – слава инженерам-саперам, что про тягу подумали. Даром, что ли, прежде чем до Кремля их допустить, по окраинам крепости модернизировали. Опыт наработали немалый, а главное необходимый для нормальной реставрации старого строения.
Да-да, знаю, что московский Кремль не такой уж и старый в этот период, но уж больно «хлипковат» был еще пару-тройку лет тому назад. Но даже проведенной стройки-перестройки, как оказалось, недостаточно для полноценной защиты сердца столицы. Но эту ошибку мы учтем и исправим. Даром, что ли, молодые архитекторы-проектировщики под руководством именитых архитекторов не только постигают искусство, но еще и учатся совмещать практичность с красотой. Первому учит Теодор Швертфегер, а второму Жан-Батист-Александр Леблон. И самое интересное, прибыли оба в одно время – все три года назад, но уже успели подтвердить славу творцов-кудесников.
Но это все лирика. Меня в данный момент больше интересует сэр Клайд Джефферис. Ребята князя-кесаря недаром кушали свой хлеб, мало того, что сломали англичанина быстро, так еще и умирать не давали. Ведь каты на Руси издавна учились не только калечить, но и лечить. Требования к будущим работникам пыточной предъявлялись серьезней некуда. Специально этой тематикой не интересовался, но Федор Юрьевич, до сих пор носящий титул князя-кесаря, пару занимательных традиций поведал…
– Это что ж, все так и спустим этим англицким скотам? – как-то потерянно, тихо спросил Колпак.
– Не беспокойся, никто их не собирается прощать. Другое дело, что и воевать в открытую мы против Георга не можем – флот едва на Балтике закрепился, шесть фрегатов, семь шняв, десяток бригантин и пять прамов – вот и весь линейный флот. Остальные суда, как ты знаешь – исключительно прибрежные, выход в открытый океан они не осилят. Надеюсь, ты это понимаешь?
– Конечно! Я что, по-твоему, мало изучаю «Вестник Империи»? – возмутился Колпак.
Я улыбнулся. Моего лица Димка не видел. Да и до камер уже, считай, добрались – в пыточную скоро зайдем. Не зря, оказывается, Иоанн Васильевич в свое время под Кремлем оборудовал небольшую, но уж больно надежную обитель катов. Я после первого посещения в себя не один день приходил. И ведь не мальчик уже, кровушки пролил ой как немало, но вот оказаться вот так – все равно не по себе. А ведь поговаривают, что суда водили послов, аристократию и просто тех, на кого великий царь желал оказать наибольшее психологическое давление. По мне – своего он добивался однозначно, дюже мощные остаточные следы экзекуций в пыточной.