Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я согласен обучать отроков, – собравшись с силами, громко повторил Василий Андреевич, поднимая взгляд от пола на меня. В его карих глазах не было ни бешенства, ни ярости, ни страха, только обреченность и осознание неминуемого краха.

Чем выше ты взобрался, тем дольше падать. Закон притяжения действенен не только для камней и стрел…

– У вас есть три дня на сборы и оформление подорожной и купчей, все вопросы о продаже земель, если захотите, будете решать уже в Рязани. Ступайте, гвардейцы проводят вас до дома и присмотрят, чтобы все прошло как надо и в срок.

Последние слова заставили Опухтина поникнуть еще больше: что бы там ни говорили, но сопровождение до дома под конвоем гвардейцев ярко показывает падение авторитета и престижа. Царский советник это понял, но противится не стал – знал, чем может закончиться неповиновение царю. Два солдата дожидались будущего преподавателя корпуса возле дверей, унижать его прилюдно я не собирался, хватит с него и суда, надеюсь, голова у него будет работать как надо, и мне не придется повторно устраивать еще одно разбирательство.

Как только Опухтин вышел из зала, его место занял князь Волконский. И хотя под глазами у него были синяки, а лицо осунулось, он продолжал смотреть на мир вокруг себя спокойным взглядом, будто сидение в камере Берлоги всего лишь мелкое недоразумение, которое вскоре решится обязательно в его пользу, и он вновь займется делом.

– Вам есть что сказать, князь? – хриплым, простуженным голосом спросил Волконского князь-кесарь, открывая перед собой пухленькую кожаную папку.

– Нет.

– Ну раз так, то я думаю, вам не надо говорить, в чем суть обвинения. Каждый в зале мог ознакомиться с раздаточными листами, в них указаны всё что надо. Однако есть кое-какие моменты, которые требуют отдельного освещения, неясные моменты должен сказать, – Ромодановский угрюмо смотрел на князя, медленно перекладывая стопку листов из папки на стол.

Когда стопка достигла критической отметки, князь-кесарь легонько подтолкнул ее ко мне. На верхнем листе глава Берлоги выделил карандашом пару фраз. Прочитав их, я удивленно посмотрел на Волконского. Честно сказать, подобного от него я не ожидал. Да и от князя-кесаря тоже, мог бы заранее известить.

Речь шла не только о злоупотреблениях, но и о сокрытии двух золотых приисков в Сибири, обнаруженных одной из поисковых команд, регулярно засылаемых в сибирскую глушь последние четыре года. Нарушение и впрямь немалое, за это простым домашним арестом не отделаться. Хотя, с другой стороны, настраивать против себя старую аристократию в то время, когда контакт уже налажен, не дело.

– Учитывая ваш богатый жизненный опыт, грех его растрачивать в ссылке, – неторопливо сделал вступление князь-кесарь.

Я между тем внимательно следил за реакцией Волконского, а она оказалась более чем показательна, он не сдержался и оглянулся, словно искал у зала поддержки, хотя, быть может, не у всего зала, а только у некоторых зрителей. Интересно, на кого он бросил столь многозначительный взгляд? Увы, но отследить его теперь нельзя, хотя, быть может, кто-нибудь из берложников умудрился заметить?

Ромодановский продолжил:

– Поэтому вам предлагается отправиться послом в Персию…

Князь хотел было что-то сказать, но в последний момент замолчал.

– Ваш ответ?

– Я согласен.

– Замечательно, караван с рухлядью и сопровождением вскоре будет собран, у вас, князь, есть неделя на сборы, – не глядя на Волконского, Ромодановский убрал в папку лист, лежавший перед ним с начала суда, после чего как-то странно посмотрел на обвиняемого. Мол, чего ты тут стоишь или наказание жестче сделать?

– Ступай, Михаил Андреевич, время дорого, – устало добавил я.

Следом за Волконским должны были ввести последнего обвиняемого – князя Гагарина, однако вместо него в зал вошел невысокий жилистый офицер в темно-серой форме Царской Службы безопасности. Он быстро прошел к нашему столу и, спросив разрешения, передал донесение. Открыв письмо, я облегченно выдохнул. Бывший губернатор представился…