– А разве я не выполнил обещания? – удивился, смотря на разъяренного саксонца.
Он прибыл под стены Риги в конце ноября, когда мои переговоры с Карлом подходили к закономерному, выгодному России и Швеции концу. Оставалось уладить пару моментов, и союз между двумя державами оказался бы заключен. Однако приезд Августа несколько отсрочил его заключение.
Благодаря информации, поступающей от резидентов князя Долгорукого, не первый год занимающего должность русского посла в Польше, я успел подготовиться к разговору с саксонцем. Даже набросал на паре листов все «за» и «против» продления союза, заключенного, кстати говоря, мной всего лишь на четыре года, то есть в феврале 1714 года союзный договор между Россией, Данией и Польшей-Саксонией прекращал действовать. И продлевать его я не собирался.
Россия не получала от союзников ничего кроме головной боли и постоянных упреков в невыполнении своих обязательств. И это мы (!!!) не выполняем данные обязательства? Цинизм и кретинизм союзничков просто зашкаливают за разумные пределы. Ну а раз так, то и держаться за них не имеет смысла. А коли основные тезисы будущего разговора с Августом уже наброшены, то и волноваться о потере стольким трудом завоеванной репутации не стоит. Все будет сделано в лучших традициях римского права и никак иначе.
– Какого обещания? – не понял Август.
– Того, о котором ты говорил только что. Россия добилась безоговорочного превосходства на земле и лишила шведского флота единоличного господства на море. А самое удивительное то, что мы добились всего этого без помощи уважаемых союзников, могущих только требовать денег и ничего не давать взамен, – если сначала я старался быть предельно вежливым, то сейчас злость, накопленная за долгие месяцы, была готова выплеснуться наружу.
Август, видя мое состояние, предпочел сбавить тон и не форсировать беседу, складывающуюся для него не лучшим образом.
– Но ты ведь понимаешь, к чему может привести подобный шаг? – успокоившись, спросил король.
– Конечно.
– И можешь спокойно говорить об этом? – удивился он. – Вспыхнет новая война…
– Не волнуйся, новой войны не будет, кто осмелиться воевать, зная, что против него выставят двести, а то и двести пятьдесят тысяч отлично подготовленных, закаленных десятками сражений ветеранов. Не забывай, что победа в этой войне ковалась русскими солдатами.
– Быть может и так, – Август тяжело сел в кресло, нащупал перед собой кубок с вином и залпом осушил его. – Значит, союзному договору конец?
– Почему же? Я хотел предложить тебе заключить новые договоры: торговый, на старых условиях, и оборонный.
– Выбора, как я понимаю, у меня нет? – горько усмехнулся саксонский курфюрст.
– Выбор есть всегда.
– Спасибо за вино и занимательную беседу, – встал Август. – Думаю, завтра мы сможем обсудить новые условия с вашим величеством.
– Вице-канцлер свяжется с вашими министрами, – ответил я, вставая с места.
Он ничего не сказал, лишь только грустно улыбнулся и пошел к двери: осунувшийся, потерянный и безмерно уставший от бремени власти человек, променявший когда-то доверие к самому себе на тихое спокойствие сравнительно маленького немецкого княжества.
Мне было даже немного жаль Августа: высокого красавца, сильного физически, неутомимого охотника. Именно благодаря своей стати саксонец понравился Петру и имел на него сильное воздействие. Но так получилось только из-за неопытности молодого Петра и его молодости. На самом же деле за красивой внешностью скрывался недалёкий, но амбициозный гордец и неуёмный развратник. Вообще нынешнее время не отличалось высокой нравственностью, но даже портовые бордели казались бледными по сравнению с тем, что творилось при дворе курфюрста Саксонского, короля Польского Августа Сильного. В Дрезденском дворце дни и ночи проходили в пикниках и маскарадах, там было раздолье для развратных женщин и разномастных жуликов, а также прочих искателей приключений.
Планы короля вместе с мечтами о приобретении новых земель для королевства рушились у него на глазах, он не мог ничего с этим поделать. Лифляндия, обещанная им шляхте во время избрания больше пятнадцати лет назад, давно в руках русских, а мечта оставить польский трон сыну тает с каждым днем, словно клочки тумана под палящим июльским солнцем. Уже выходя, Август вдруг остановился и, полуобернувшись, спросил: