— Худой, рассчитайся и справься о свободных комнатах! — заявил Шалый во всеуслышание.
— Ага, — кивнул я. — Щас!
Но от сложенной из грубо отёсанных камней колонны не отлип и продолжил в открытую разглядывать посетителей пивной. Вроде как искал, к кому прицепиться, на деле пытался понять, от кого стоит ждать проблем. Пособников демонопоклонников на глазок, конечно, вот так запросто не определить, да только на них свет клином не сошёлся — на одну жертву ритуального убийства приходится много больше, зарезанных в пьяных драках.
— Худой! — повысил голос Шалый.
Я с показной неохотой отстранился от колонны и двинулся к буфету. Постукивая по стойке ребром монеты в полсотни грошей, дождался, когда освободится загорелый дядька, и справился о свободных комнатах. Тот выложил ключ со здоровенной деревянной биркой и сказал:
— На втором этаже по коридору до упора, там лестница на мансарду.
Кивнув, я высыпал перед собой серебряные монеты, но не отодвинул их от себя все разом, а сделал приглашающий жест. Буфетчик меня понял верно, перекинулся парой слов на непонятном наречии с подходившей к нам девицей и быстро отсчитал нужную сумму. Остальное серебро я ссыпал обратно в карман, вернулся к своим и выложил ключ на стол.
Брат Шустрый тут же сграбастал его, а когда священник демонстративно отпихнул от себя Ласку, ухватил девчонку за руку и потянул за собой к лестнице.
— Вам на мансарду! — сказал я им вдогонку и посторонился, позволяя подступить к столу девице с подносом.
Когда та выставила кружки с пивом и отошла, то пригубил столь обожаемого Дарьяном эля в надежде, что здесь он будет отличаться от обычного пойла в лучшую сторону, но нет — хлебнул всё того же лисьего яда.
— На выпивку не налегайте, — негромко предупредил всех Шалый и уже в голос шикнул на меня: — Худой, не стой столбом!
Барышни проигнорировали его первое распоряжение, я пропустил мимо ушей второе. Просто как раз в этот момент распахнулась дверь и в пивную с улицы зашли два промокших до нитки молодчика. Парочка оказалась из числа завсегдатаев — по крайней мере, они тут же углядели знакомых, к которым с радостными возгласами и присоединились.
— Худой! — повторил священник, и на сей раз в его голосе прорезался намёк на раздражение.
Я кочевряжиться не стал и опустился на колченогий табурет. Место досталось не самое удачное, но сел так, чтобы держать в поле зрения входную дверь и всех, кто вознамерится пройти мимо нас к лестнице.
К пиву принесли лепёшки и жареную рыбу с гарниром из запечённых початков кукурузы и батата. Ничего так, есть можно. Заморить червяка — так уж точно.
Лиска к еде не притронулась, лишь изредка прикладывалась к ополовиненной кружке пива и будто к чему-то прислушивалась. Беляна тоже на еду не налегала, а вот свой эль выдула в один миг, ещё и мою порцию заграбастала. До молчаливого недовольства священника ей не было никакого дела.
Сам отец Шалый поглядывал на соседние столы безо всякого интереса и ни к кому конкретно не присматривался. То и дело хлопала входная дверь, одни заходили в пивную, другие её покидали, и при всей внешней несхожести посетителей, я сразу подметил, что аборигенов среди них не было вовсе, да и немногочисленные полукровки выпивали здесь не сами по себе, а непременно в обществе выходцев из Поднебесья. Наверняка обратил внимание на это обстоятельство и священник; на лбу Шалого даже залегла глубокая морщина.
Оно и немудрено: аборигенам в номерах над пивной делать было решительно нечего, они совершенно точно воспользовались иллюзорными личинами, а единственный среди нас человек, способный видеть сквозь морок, всерьёз вознамерился напиться!
Священник потянулся через стол и вынул из руки Беляны кружку с элем.
— Притормози, Милок! Мы тебя с собой взяли не для того, чтобы ты налакался.